Анализ произведение экзамен шукшина

«Экзамен», анализ рассказа Шукшина

Рассказ Шукшина «Экзамен» написан в форме диалога, через который раскрываются характеры обоих героев. По классификации Шукшина это «рассказ-характер» с элементами «рассказа-исповеди», только исповедуется профессор, а студент к откровениям не склонен.

Проблематика

В рассказе основная проблема смысла жизни. Профессор знает жизнь по литературным источникам, а парень-студент изведал все её тяготы, и оба недовольны результатом. Поднимается проблема понимания между людьми, проблема исторической памяти и отношения к истории и литературе своей страны.

Сюжет и композиция

Рассказ представляет собой диалог профессора и опоздавшего на экзамен студента. Действие рассказа занимает примерно столько же времени, сколько читатель его читает. Рассказ написан в 1960 г., а описывает события примерно 10-летней давности, что не характерно для творчества Шукшина (обычно он писал о современниках).

Экспозиция рассказа отсутствует. Только по контексту и по названию можно догадаться об обстоятельствах диалога.

Сюжет рассказа прост. Студент-заочник плохо готов к экзамену, потому что у него «срочный заказ был». Строгий профессор упрекает студента в том, что он не читал «Слово о полку Игореве», а только предисловие. Когда профессор узнаёт, что юноша воевал и был в плену, он просит рассказать подробно о побеге из плена, но молодой человек немногословен.

Оказывается, профессор поставил студенту «плохо», несмотря на разговор по душам. Неожиданный конец рассказа сближает его с новеллой. Концовка у рассказа почти романная.

Оба героя изменились внутренне в процессе общения, но каждый связан жизненными обстоятельствами и не изменит своей жизни.

Заголовок – это и тема, и основная мысль рассказа. Выдержали ли герои трудный жизненный экзамен, осталась ли чистой их совесть, не изменили ли они себе?

Герои рассказа

Профессор Григорьев – строгий и принципиальный человек. Он принял экзамены у множества студентов, но признаёт индивидуальность каждого. Профессор наблюдает течение жизни в произведениях литературы, в городе за окном, но сам как будто не живёт. Мир вокруг него торопится, а профессор всё больше думает и рассуждает.

Постепенно в диалоге профессор проявляет свои негативные качества. Рассердившись, профессор сохраняет убийственное спокойствие, но его отношение к студенту меняется. Он начинает издеваться, злиться, досадовать, но при этом и жалеет парня.

Когда профессор узнаёт, что студент был в плену, его отношение снова меняется. Он начинает подробно расспрашивать о «психологическом моменте» пленения, пытаясь нащупать «человеческое» в студенте.

Профессор – сноб. Он совершенно уверен, что студент деревенский, на том лишь основании, что тот плохо учится. Узнав, что студент – горожанин, профессор принимает его почти как равного и изливает ему душу.

Старик рассказывает свой секрет: когда он бывает в Киеве на Подоле, ему открываются тайны прошлого. Он как будто был участником ратных подвигов, знает, что чувствуют люди в плену, как надо снимать часовых…

Профессор в военном деле оказывается совсем неопытным. Он, всегда чувствующий свою причастность к «великой литературе», вдруг оказывается непричастным к войне.

Поставив в зачётку «плохо», профессор восстановил первоначальный порядок вещей, подкрепив его надписью на книге о том, что надо учиться и это тоже нелёгкое дело. Студенту предстоит ещё раз встретиться с профессором, который даже не потрудился узнать имя парня.

Глаза правдивые и неглупые», «строгое, крепкой чеканки лицо», пальцы толстые и грубые. С первых слов мы узнаём, что студент много работает, не успевает читать литературу. Он волнуется, отвечая билет, ему стыдно отвечать плохо.

Но студент не терпит грубого отношения к себе и вежливо, но решительно прерывает профессора: «Не надо так». Студент настойчив, просит профессора спросить у него ещё что-нибудь и на теоретические вопросы отвечает правильно. Профессору он представляется таким, каким мог быть автор «Слова о полку Игореве».

Студенту неприятно говорить о пленении и побеге, он отвечает односложно, но вежливо. Молодой человек делает важное дело в современной жизни, как делали его герои и автор «Слова…

Оценка «плохо» — это единственная оценка, которую может принять его совесть, и мудрый профессор, который всё знает о проходящей мимо него прошлой и настоящей жизни, понимает это.

Стилистические особенности

Характеры героев раскрываются через реплики в диалоге. Речь студента отрывиста, профессор советует ему учиться говорить. Профессор говорит правильно и красиво. Читателю открыты только мысли и чувства профессора.

Внутренний мир студента закрыт и от читателя, и от экзаменатора. Только в самом конце рассказа читатель узнаёт, что студент боится получить «хорошо» или «отлично», потому что ему стыдно.

Шукшин мастерски передаёт смену чувств профессора, по мере того, как экзаменатор узнаёт новые обстоятельства жизни студента. Рассказ драматизирован, движения героев выдают их чувства.

• «Солнце, старик и девушка», анализ рассказа Шукшина
• «Чудик», анализ рассказа Шукшина
• «Обида», анализ рассказа Шукшина
• «Алёша Бесконвойный», анализ рассказа Шукшина
• «Микроскоп», анализ рассказа Шукшина
• «Сапожки», анализ рассказа Шукшина
• «Сельские жители», анализ рассказа Шукшина
• «Волки!», анализ рассказа Шукшина
• «Критики», анализ рассказа Шукшина
• «Срезал», анализ рассказа Шукшина
• «Мастер», анализ рассказа Шукшина
• «Горе», анализ рассказа Шукшина
• «Крепкий мужик», анализ рассказа Шукшина
• «Калина красная», анализ повести Шукшина
• «Микроскоп», краткое содержание рассказа Шукшина

По произведению: «Экзамен»

По писателю: Шукшин Василий Макарович

Источник: https://goldlit.ru/shukshin/992-ekzamen-analiz

Анализ рассказа Шукшина “Чудик”

“Чудик” справедливо считают визитной карточкой Шукшина. Главный герой рассказа воплощает миро­ощущение, душевные свойства и духовные ориентиры (дезориентация – тоже своего рода ориентир), харак­терные для персонажей многих последующих произве­дений Шукшина.

В сюжете использованы и события из жизни само­го автора. Многие детали произведения подчеркивают определенную духовную близость героя и автора. Для писателя несомненны одухотворенность жизни и твор­ческий потенциал человека из народа.

Чудаковатость любимых героев Шукшина – это форма проявления их духовности, выплеск их светлой души. “Чудики не странные и не чудаки. От обычных людей их отличает разве только то, что талантливы они и красивы.

Кра­сивы они тем, что слиты с народной судьбой, отдель­но они не живут… Они украшают жизнь”,

– говорил В. М. Шукшин.

Чудик потому и стал наиболее “шукшинским” героем, что в максимальной степени воплотил писательское пони­мание текущего момента национальной жизни, состо­яния народного духа, “крайне неудобное положение”, в котором оказался традиционный характер.

По рассказам Шукшина рассыпаны многочисленные явные и косвенные “указания” автора искать истин ный, сокрытый, сокровенный смысл образов и сюжетов. Это еще одна важная особенность его художественной манеры.

Отдельный, авторский абзац завершает рассказ “Чудик”: “Звали его Василий Егорович Князев. Было ему тридцать девять лет от роду. Он работал киномеха­ником в селе. Обожал сыщиков и собак. В детстве меч тал быть шпионом”.

Такая своеобразная анкета, “знакомящая” с героем, о душе

и жизни которого вроде бы уже “все сказано”.

Но все ли понято? Рядом с действительно простыми, стандартными графами – имя, возраст, профессия – неожиданное сообщение о мечте и любви героя является очередным авторским призывом к дополнительному расследованию “по делу” персонажа.

Это реплика в непрекращающемся диалоге “тайного нерас­шифрованного бойца” (так в дневнике называет себя сам Шукшин) с читателем. Сказать в очередной раз: “Шукшин любит своих героев” – явно недостаточно.

Достаточно противоречиво характеризует герои уже его профессия. Он показывает сельчанам “кино” Вспомним, что и сам Шукшин не в шутку искал нравственные оправдания своему уходу из села, работе и кино.

Чудик, как явствует из рассказа, – плотник, садовод, художник, да и основные крестьянские дела он знает.

Чудик попадает в малознакомый мир. Не так важно, что город отличается от деревни в бытовом плане. Куда существеннее, что люди начинают руководствоваться иными нравственными принципами. Чудик еще не зна­ет, как легко, незаметно и безвозвратно теряется гораз­до более ценное, чем деньги.

Уже первый эпизод-кадр рассказа (случай в магазине) не только показывает аб­солютное бескорыстие героя, совестливость, его тягу к людям, зависимость от их мнения, желание делать до­бро и нравиться, но и издержки такой зависимости.

Чу­дик с удовольствием слушает, запоминает, позже пытается копировать разговор стоящих впереди “мужчины в шляпе” и “полной женщины с крашеными губами”. I Это, по ощущениям героя, – уважаемые “культурные” “городские” люди, и стоят они в социально-иерархиче­ском ряду выше него.

А вся “культура” “людей искус­ства” сводится к злопыхательским рассуждениям о на­чальнике, к сплетням. Чудик не может этого понять, его привлекают непонятные и “красивые”, как ему ка­жется, слова, манеры.

https://www.youtube.com/watch?v=WkQDXhpOTtk

Возвратившись домой, Чудик первые шаги по зем­ле делает босиком, как бы приобщаясь вновь к врачу­ющей тверди. Земля – символ духовных накоплений человека традиционного склада, связанного с историей и современностью родины.

Для писателя духовный потенциал изображенного в рассказе “Чудик” героя-типа является непреходяще ценным. Важно, сумеет ли он сохранить связь с родо­вой, народной традицией нравственного, одухотворен­ного бытия.

Глоссарий:

• шукшин чудик анализ
• анализ произведения чудик
• рассказ чудик проблемы в произведении

(Пока оценок нет)

Источник: https://ege-essay.ru/analiz-rasskaza-shukshina-chudik/

Анализ рассказов Шукшина из сборника «Характеры»

Во всех случаях такого слишком «проницательного» (а на самом деле сугубо произвольного) прочтения, я думаю, проявляется одна характерная и достаточно устойчивая наша литературно-критическая привычка — исходить в определении идеи рассматриваемого произведения не из объективно наличествующего замысла писателя, а из какой-либо априорно постулируемой схемы, которую мы затем и стремимся подтвердить выборочным анализом. Скажем, нужно было подтвердить мысль о том, что Шукшин — проповедник «нравственного превосходства деревни», — вырывали фразы вроде «Я вас всех ненавижу, гадов!»; нужно было доказать, что герои Шукшина «погружены в беспощадную материальность интересов», — цитировалось; «Эх, ма… Што ведь обидно-то… кому дак все в жизни: и образование, и оклад дармовой…» или: «Сидят, курва, чужие деньги считают» — пу, и так далее.

Есть, однако, и еще один вид анализа, па первый взгляд как будто прямо противоположный первому, но па самом деле совершенно ему тождественный, поскольку выявление объективного писательского замысла обеспечивается им ничуть пе в большей — а, быть может, даже и в меньшей — мере, чем первым.

Я имею в виду тот случай, когда критик анализирует какой-либо образ, как бы абстрагируясь от тех совершенно конкретных связей, в которых этот образ существует и проявляется в самом сюжете произведения.

Само собой разумеется, что критик в этом случае не только не имеет ничего общего с замыслом писателя, но подчас и прямо ему противоречит. Отчасти мы уже убедились в этом на примере рассказов «Ванька Тепляшин» и «Кляуза». Но еще более разительный пример — как анализируется иногда рассказ «Срезал».

Когда Шукшина спросили, какой рассказ из сборника «Характеры» он считает лучшим, он, чуть подумав, ответил: «Ну, мне вот представляется… первый же рассказ, „Срезал» называется».

Рассказ действительно уникальный. По новизне проблемы. По остроте ее разработки. По обширности и глубине подтекста. Ну, и по мастерству, разумеется.

Глеб Капустин — своего рода «деревенский интеллектуал».

С первых же слов диспута, в который он втягивает простодушного и ничего не подозревающего кандидата наук Журавлева, однако, выясняется, что Глеб Капустин — типичный демагог, непроходимо невежественный, да к тому же еще и озлобленный. Потому что движет им не просто желание показать себя умным перед приезжими людьми, а прежде всего стремление унизить их, опозорить во что бы то ни стало.

Сама по себе его демагогия не представляет большого интереса. Необычна она разве что по своей живописно-чудовищной неуклюжести и беспардонности. Зато несомненный интерес представляет характер п, так сказать, социально-историческая природа его психологик.

Сам Шукшин определял это так: «Человек при дележе социальных богатств решил, что он обойден, и принялся мстить, положим, ученым.  Ибо свои демагогические речи Глеб потому и произносит столь самоуверенно, что он все еще продолжает ощущать себя именно в положении представителя «народа», «хозяина страны, труженика».

Подготовленней, что ли»), при «обороне»—юродствует: «Мы не мыслители, у нас зарплата не та»; «Мы, провинциалы…». В любом случае он — представитель народа, и за любой поворот разговора всю ответственность несет, таким образом, «далекий от парода» кандидат Журавлев.

Глеб уверен, что совершенно так же смотрят на дело и мужики, и надо сказать, что это-то, собственно, и настораживает нас более всего — реакция мужиков. Дело даже не в том, что все они еще более невежественны, чем Глеб, поскольку даже та околесица, которую несет Глеб, для них — предел учености.

Поражает другое — их заведомая предубежденность против Глебовых «жертв» (кем бы они ни были), не-рассуждающая готовность внимать лишь его «доводам». Разумных и ясных слов кандидата они не понимают, как и Глебовой абракадабры и вообще всего того, о чем идет спор.

Понимают же они вот что: раз кандидат смущается, раз он не может привести ни одного из тех плакатно-хлестких доказательств, на которые столь горазд Глеб, стало быть, ему «нечем крыть»; Глеб же на каждом шагу употребляет такие привычные, такие понятные выражения, как-то: «Только, может быть, мы сперва научимся хотя бы газеты читать?», «Можно ведь сто раз повторять слово „мед», но от этого во рту не станет сладко»,  «Почаще  спускайтесь на  землю.  Ей-богу, в этом есть разумное начало» и т. д. Каким образом связаны и связаны ли вообще эти прописные истины с самим существом Глебовой ахинеи — мужикам нет дела. Но раз Глеб способен именно к ним свести каждый свой «тезис» (каким бы нелепым он ни был по существу), раз он умеет придать им наступательное звучание, значит, рассуждают мужики, он прав.

• «— Оттянул он его! Дошлый, собака. Откуда он про Луну-то все знает?
• —        Срезал.
• —        Срезал… Откуда что берется!
• И мужики изумленно качали головами.
• —        Дошлый, собака. Причесал Константина Иваныча… Как миленького причесал! А эта-то, Валя-то, даже рта не открыла.
• —        А что тут скажешь? Тут ничего не скажешь. Он, Костя-то, мог, конечно, сказать… А тот ему на одно слово — пять».

Вот это-то и есть самое печальное — убежденность, что прав всегда тот, кто может сказать «на одно слово — пять».

И что проку в том, что «в голосе мужиков слышалось даже как бы сочувствие» кандидату и что в глубине души они вроде бы даже недолюбливают Глеба, ибо «Глеб — жесток, а жестокость никто, никогда, нигде не любил еще». Ведь Глеб-то «их по-прежнему неизменно удивлял. Восхищал даже».

А это значит, что они и завтра с удовольствием пойдут послушать, как Глеб будет «срезать» очередного «знатного земляка» и примут пускай и не вполне осознанное, но все же достаточно заинтересованное участие в унижении человека.

Но важно в конце концов не ото. Важно то, ради чего Вл. Коробов производит это насильственное объединение. Ему необходимо доказать, что ожесточенность Глеба Капустина объясняется не личными его свойствами, а тем, что в свое время он, вероятно, сам был обижен людьми типа… ну, в общем, «зазнайками» и с тех пор затаил обиду па правого и на виноватого.

«Были, видимо, в деревне Новой до этого визитеры, которые вели себя высокомерие, относились к окружающим с пренебрежением. Сами того не замечая, они противопоставляли себя сельским жителям, чрезмерно выпятили свое „я», чем глубоко оскорбили многих своих земляков, их гордость, чувство личного достоинства. Такого рода обида и толкнула Глеба однажды на спор».

Приведенное рассуждение, вообще говоря, неопровержимо — как и всякая гипотеза, относительно которой нельзя привести ни одного довода против и пи одетого — па.

Так зачем же тогда и пускаться в подобные рассуждения? Не лучше ли исходить просто из того, что иаписаио в рассказе черным по белому? «Предыстории» Глеба Капустина можно сконструировать сколько угодно, и все они будут в равной степени вероятны, но к

Источник: http://www.school-essays.info/analiz-rasskazov-shukshina-iz-sbornika-xaraktery/

Экзамен. Василий Шукшин

— Почему опоздали? — строго спросил профессор.

— Знаете… извините, пожалуйста… прямо с работы… срочный заказ был… — Студент — рослый парняга с простым хорошим лицом — стоял в дверях аудитории, не решаясь пройти дальше. Глаза у парня правдивые и неглупые.

— Берите билет. Номер?

— Семнадцать.

— Что там?

— «Слово о полку Игореве» — первый вопрос. Второй…

— Хороший билет. — Профессору стало немного стыдно за свою строгость. — Готовьтесь.

Студент склонился над бумагой, задумался.

Некоторое время профессор наблюдал за ним. Перед его глазами за его длинную жизнь прошла не одна тысяча таких вот парней; он привык думать о них коротко — студент. А ведь ни один из этой многотысячной армии не походил на другого даже отдалённо. Все разные.

«Все меняется. Древние профессора могли называть себя учителями, ибо имели учеников. А сегодня мы только профессора», — подумал профессор.

— Вопросов ко мне нет?

— Нет. Ничего.

Профессор отошёл к окну. Закурил. Хотел додумать эту мысль о древних профессорах, но вместо этого стал внимательно наблюдать за улицей.

Вечерело. Улица жила обычной жизнью — шумела. Проехал трамвай. На повороте с его дуги посыпались красные искры. Перед семафором скопилось множество автомобилей; семафор подмигнул им, и они все сразу ринулись по улице. По тротуарам шли люди. Торопились. И машины торопились, и люди торопились.

«Люди всегда будут торопиться. Будут перемещаться со сверхзвуковой скоростью и все равно будут торопиться. Куда все это устремляется?..»

— Кхм… — Студент пошевелился.

— Готовы? Давайте. — Профессор отвернулся от окна. — Слушаю.

Студент держал в толстых грубых пальцах узкую полоску бумаги — билет; билет мелко дрожал.

«Волнуется, — понял профессор. — Ничего, поволнуйся».

— «Слово о полку Игореве» — это великое произведение, — начал студент. — Это… шедевр… Относится к концу двенадцатого века… кхэ… Автор выразил здесь чаяния…

Глядя на парня, на его крепкое, строгой чеканки лицо, профессор почему-то подумал, что автор «Слова» был юноша… совсем-совсем молодой.

— … Князья были разобщены, и… В общем, Русь была разобщена, и когда половцы напали на Русь… — Студент закусил губу, нахмурился: должно быть, сам понимал, что рассказывает неинтересно, плохо. Он слегка покраснел.

«Не читал. — Профессор внимательно и сердито посмотрел в глаза студенту. — Да, не читал. Одно предисловие дурацкое прочитал. Черти полосатые! Вот вам — ягодки заочного обучения!» Профессор был противником заочного обучения. Пробовал в свое время выступить со статьей в газете — не напечатали. Сказали: «Что вы!» — «Вот вам — что вы! Вот вам — князья разобщены».

— Читали?

— Посмотрел… кхэ…

— Как вам не стыдно? — с убийственным спокойствием спросил профессор и стал ждать ответа.

Студент побагровел от шеи до лба.

— Не успел, профессор. Работа срочная… заказ срочный…

— Меня меньше всего интересует ваш заказ. Если хотите, меня интересует человек, русский человек, который не удосужился прочитать величайшее национальное произведение. Очень интересует! — Профессор чувствовал, что начинает ненавидеть здорового студента. — Вы сами пошли учиться?

Студент поднял на профессора грустные глаза.

— Сам, конечно.

— Как вы себе это представляли?

— Что?

— Учебу. В люди хотел выйти? Да?

Некоторое время они смотрели друг на друга.

— Не надо, — тихонько сказал студент и опустил голову.

— Что не надо?

— Не надо так…

— Нет, это колоссально! — воскликнул профессор, хлопнул себя по колену и поднялся. — Это колоссально. Хорошо, я не буду так. Меня интересует: вам стыдно или нет?

— Стыдно.

— Слава тебе, Господи!

С минуту молчали. Профессор ходил около доски, фыркал и качал головой. Он даже как будто помолодел от злости.

https://www.youtube.com/watch?v=EI7WuBbNDLs

Студент сидел неподвижно, смотрел в билет… Минута была глупая и тяжкая.

— Спросите ещё что-нибудь. Я же готовился.

— В каком веке создано «Слово»? — Профессор, когда сердился, упрямился и капризничал, как ребёнок.

— В двенадцатом. В конце.

— Верно. Что случилось с князем Игорем?

— Князь Игорь попал в плен.

— Правильно! Князь Игорь попал в плен.

Ах, черт возьми! — Профессор скрестил на груди руки и изобразил на лице великую досаду и оттого, что князь Игорь попал в плен, и оттого главным образом, что разговор об этом получился очень уж глупым.

Издевательского тона у него не получилось — он действительно злился и досадовал, что вовлёк себя и парня в эту школьную игру. Странное дело, но он сочувствовал парню и потому злился на него ещё больше.

— Ах, досада какая! Как же это он попал в плен?!

— Ставьте мне, что положено, и не мучайтесь. — Студент сказал это резким, решительным тоном. И встал.

На профессора тон этот подействовал успокаивающе. Он сел. Парень ему нравился.

— Давайте говорить о князе Игоре. Как он там себя чувствовал? Сядьте, во-первых.

Студент остался стоять.

— Ставьте мне двойку.

— Как чувствовал себя в плену князь Игорь?! — почти закричал профессор, опять испытывая прилив злости. — Как чувствует себя человек в плену? Неужели даже этого не понимаете?!

Студент стоя некоторое время непонятно смотрел на старика ясными серыми глазами.

— Понимаю, — сказал он.

— Так. Что понимаете?

— Я сам в плену был.

— Так… То есть как в плену были? Где?

— У немцев.

— Вы воевали?

— Да.

Профессор внимательно посмотрел на студента, и опять ему почему-то подумалось, что автор «Слова» был юноша с голубыми глазами. Злой и твердый.

— Долго?

— Три месяца.

— Ну и что?

— Что?

Студент смотрел на профессора, профессор — на студента. Оба были сердиты.

— Садитесь, чего вы стоите, — сказал профессор. — Бежали из плена?

— Да. — Студент сел. Опять взял билет и стал смотреть в него. Ему хотелось скорей уйти.

— Как бежали? Расскажите.

— Ночью. С этапа.

— Подробней, — приказал профессор. — Учитесь говорить, молодой человек! Ведь это тоже надо. Как бежали? Собственно, мне не техника этого дела интересна, а… психологический момент, что ли. Как чувствовали себя? Это ведь горько — попасть в плен? — Профессор даже поморщился… — Вы как попали-то? Ранены были?

— Нет.

Помолчали. Немножко дольше, чем требуется для беседы на такую тему.

— А как же?

— Попали в окружение. Это долго рассказывать, профессор.

— Скажите, пожалуйста, какой он занятой!

— Да не занятой, а…

— Страшно было?

— Страшно.

— Да, да. — Профессору почему-то этот ответ очень понравился. Он закурил. — Закуривайте тоже. В аудитории, правда, не разрешается, но… ничего…

— Я не хочу. — Студент улыбнулся, но тут же посерьёзнел.

— Деревня своя вспоминалась, конечно, мать?.. Вам сколько лет было?

— Восемнадцать.

— Вспоминалась деревня?

— Я из города.

— Ну? Я почему-то подумал — из деревни. Да…

— О чем вы там говорили между собой?

— Где? — Студент поднял голову. Ему этот разговор явно становился в тягость.

— В плену

— Ни о чем. О чем говорить?

— Черт возьми! Это верно! — Профессор заволновался. Встал. Переложил мундштук из одной руки в другую. Прошёлся около кафедры. — Это верно. Как вас зовут?

— Николай.

— Это верно, понимаете?

— Что верно? — Студент вежливо улыбнулся. Положил билет. Разговор принимал совсем странный характер — он не знал, как держать себя.

— Верно, что молчали. О чем же говорить! У врага молчат. Это самое мудрое. Вам в Киеве приходилось бывать?

— Нет.

— Там есть район — Подол называется, — можно стоять и смотреть с большой высоты. Удивительная даль открывается. Всякий раз, когда я стою и смотрю, мне кажется, что я уже бывал там когда-то. Не в своей жизни даже, а давным-давно.

Понимаете? — У профессора на лице отразилось сложное чувство — он как будто нечаянно проговорился о чем-то весьма сокровенном и теперь, во-первых, опасался, что его не поймут, во-вторых, был недоволен, что проговорился.

Он смотрел на студента с тревогой, требовательно и заискивающе.

Студент пожал плечами, признался:

— Как-то сложно, знаете.

— Ну, как же! Что тут сложного? — Профессор опять стал быстро ходить по аудитории. Он сердился на себя, но замолчать уже не мог. Заговорил отчётливо и громко: — Мне кажется, что я там ходил когда-то. Давно. Во времена Игоря. Если бы мне это казалось только теперь, в последние годы, я бы подумал, что это старческое. Но я и молодым так же чувствовал. Ну?

Повисла неловкая пауза. Два человека смотрели друг на друга и не понимали, что им, собственно, требуется сейчас выяснить.

— Я немного не понимаю, — осторожно заговорил студент, — при чем тут Подол?

— При том, что мне показалось очень точным ваше замечание насчёт того, что — молчали. Я в плену не был, даже не воевал никогда, но там, над Подолом, я каким-то образом постигал все, что относится к войне.

Я, например, много думал над вопросом: как бесшумно снимать часовых? Мне думается, их надо пугать.

Студент удивлённо посмотрел на профессора.

— Да. Подползти незаметно и что-нибудь очень тихо спросить. Например: «Сколько сейчас времени, скажите, пожалуйста?» Он в первую секунду ошалеет, и тут бросайся на него.

Студент засмеялся, опустив голову.

— Глупости говорю? — Профессор заглянул ему в глаза.

Студент поторопился сказать:

— Нет, почему… Мне кажется, я понимаю вас.

«Врет. Не хочет обидеть», — понял профессор. И скис. Но счел необходимым добавить еще:

— Это вот почему: наша страна много воюет. Трудно воюет. Это почти всегда народная война и народное горе. И даже тот, кто не принимает непосредственного участия в войне, все равно живёт теми же чувствами и заботами, какими живёт народ. Я это не из книжек вычитал, сами понимаете. Я это чувствую и верю этому.

Долго после этого молчали — отходили. Надо было вернуться к исходному положению: к «Слову о полку Игореве», к тому, что это великое произведение постыдно не прочитано студентом. Однако профессор не удержался и задал ещё два последних вопроса:

— Один бежал?

— Нет, нас семь человек было.

— Наверно, думаете: вот привязался старый чудак! Так?

— Да что вы! Я совсем так не думаю. — Студент покраснел так, как если бы он именно так и подумал. — Правда, профессор. Мне очень интересно.

Сердце старого профессора дрогнуло.

— Это хорошо, солдат. Это хорошо, что вы меня понимаете. «Слово» надо, конечно, прочитать. И не раз. Я вам подарю книжку… у меня как раз есть с собой… — Профессор достал из портфеля экземпляр «Слова о полку Игореве», подумал.

Посмотрел на студента, улыбнулся. Что-то быстро написал на обложке книги, подал студенту. — Не читайте сейчас. Дома прочитаете. Вы заметили: я суетился сейчас, как неловкий жених. — Голос у профессора и выражение лица были грустными.

— После этого бывает тяжело.

Студент не нашелся, что на это сказать. Неопределённо пожал плечами.

— Вы все семеро дошли живыми?

— Все.

— Пишете сейчас друг другу?

— Нет, как то, знаете…

— Ну, конечно, знаю. Конечно. Это все, дорогой мой, очень русские штучки. А вы еще «Слово» не хотите читать. Да ведь это самая русская, самая изумительная русская песня.

«Комони ржуть за Сулою; звонить слава въ Кыеве; трубы трубять въ Новеграде; стоять стязи въ Путивле!» А? — Профессор поднял кверху палец, как бы вслушиваясь в последний растаявший звук чудной песни. — Давайте зачётку.

— Он проставил оценку, закрыл зачётку, вернул ее студенту. Сухо сказал: — До свидания.

Студент вышел из аудитории. Вытер вспотевший лоб. Некоторое время стоял, глядя в пустой коридор. Зачётку держал в руке — боялся посмотреть в нее, боялся, что там стоит «хорошо» или, что ещё тяжелее — «отлично». Ему было стыдно.

«Хоть бы „удовлетворительно“, и то хватит», — думал он.

На улице он вспомнил про книгу. Раскрыл, прочитал:

«Учись, солдат. Это тоже нелёгкое дело. Проф. Григорьев».

Студент оглянулся на окна института, и ему показалось, что в одном он увидел профессора.

… Профессор действительно стоял у окна. Смотрел на улицу и щелкал ногтями по стеклу. Думал.

Источник: http://smartfiction.ru/prose/exam/

Сюжет и герои одного из рассказов В. Шукшина (“Экзамен”)

Сюжет рассказа прост. На экзамене по литературе обнаружилось, что студент не прочел “Слово о полку Игореве”. Это Огорчило экзаменатора. Из вопросов, обращенных к студенту, профессор узнает, что тот в годы Отечественной войны оказался В плену. Преподавателя интересует, о чем думал Николай в плену и при побеге.

Рассказ студента мог бы помочь Григорьеву Глубже постичь мир героев “Слова…”. Профессор дарит студенту экземпляр не прочитанной им книги, ставит Неудовлетворительную оценку, и они расстаются. Таков этот незатейливый сюжет. Однако на его материале вырисовываются Характеры, решаются непростые этические вопросы. В.

Шукшин различал три типа рассказов: “Рассказ-судьба. Рассказ-характер. Рассказ – исповедь “.

Соответственно этой классификации “Экзамен”– преимущественно “рассказ-характер”. И хотя его размер невелик, всего

Шесть страниц, читатель выносит довольно определенные представления о героях. Уже с первых строк автор вводит читателя в Действие (в большинстве рассказов писателя отсутствует экспозиция). Все начинается с диалога: “- Почему опоздали? – строго спросил профессор.

– Знаете… извините, пожалуйста… прямо с работы… срочный заказ Был”. Студент немного растерян, не решается войти в аудиторию. Он полагает, что выполнение срочного заказа оправдывает его Опоздание. Речь его сбивчива, предложения не завершены.

Экзаменационный билет с вопросом о “Слове о полку Игореве” оказался “неудачным”. Произведение он не читал, а лишь “просмотрел”. Николай понимает, что его рассказ о произведении неинтересен. Ему не по себе.

Стыдно также выслушивать

Справедливые укоры профессора: “Меня интересует человек, русский человек, который не удосужился прочитать

величайшее Национальное произведение”. Но еще обиднее отвечать на вопросы: “Вы сами пошли учиться?.. В люди хотели выйти? Николай сдержанно и тихо сказал: “Не надо так…” Реплика студента многозначительна. Не надо так поспешно и необоснованно судить о человеке. Но если он спокойно Реагирует на бестактность профессора; то прозвучавшая издевка в реплике педагога больно его задела.

“- Ах, досада какая! Как же это он, попал в плен?! – Ставьте мне, что положено, и не мучайтесь”, – произнес студент резко и решительно. “И встал”. Преподаватель Вынужден был изменить тон разговора, но ненадолго.

Никола пришлось сдержать себя, когда вновь в приказном тоне Григорьев Спросил: – Как чувствует себя человек в плену? Неужели даже этого не понимаете? Профессор проявляет душевную глухоту, задает множество вопросов о плене, побеге, не думая о том, что у студента, моя Быть, нет желания и настроения незнакомому человеку об этом поведать. Николай “не знал, как держать себя”.

Но вот Неожиданно Григорьев поделился своими чувствами и мыслями о прошлом Родины. И студент с особой деликатностью отнесся к “исповеди” профессора. Григорьев отдает должное тактичное Николая. “Это хорошо, что вы меня понимаете”. Рассказчик (это ощутимо в его лаконичных отступлениях) относится с симпатией к Николаю.

“Студент – рослый парняга” с Простым хорошим лицом”; “Глаза у парня правдивые и неглупые”. Нравится студент и Григорьеву: “Глядя на парня, на его Строгое, крепкой чеканки лицо, профессор почему-то подумал что автор “Слова…” был юноша… совсем-совсем молодой”. В реакции студента на выставленную оценку проявила его порядочность, требовательность к себе.

Он даже Засмеялся над тем, что мог подумать о снисходительности к нему преподавателя. Оценка справедлива. И никаких обид. Наоборот, у Николая сохранилось чувство уважения к влюбленному в свое дело человеку. А вот профессорское Пожелание-запись в подаренной книге (“Учись, солдат. Это тоже нелегкое дело”) не произвело на него впечатления – он сам Это хорошо понимал.

Николай как характер духовно близок автору, который ценил в людях чувство достоинства, честность и воспитанность. Григорьев – характер “своенравный и, его поведение порой непредсказуемо. Он фанатически любит “Слово…” и простить Не может студенту, который умудрился не прочесть “величайшее национальное произведение”. Григорьева интересует все, Что связанно с его любимым произведением.

Кем был автор памятника, каков был мир чувств и переживаний его героев ‘Слова…”. Вот почему так важно для него узнать у Николая как он попал в окружение, что пережил в плену, о чем Говорили между собой военнопленные. Старый педагог чувствует свою нерасторжимую связь с эпохой, когда было создано “Слово…”. Об этом он говорит Николаю.

В Киеве есть район – “Подол называется, – можно стоять и смотреть с большой Высоты. Удивительная даль открывается. Всякий раз, когда я стою и смотрю, мне кажется, что я уже бывал там когда-то. Не В своей жизни даже, а давным-давно”.

Эта способность окунуться в даль эпох, умение представить себе, понять людей Далекого прошлого, проникнуться их бедами, надеждами – р! Едкое и важное качество историка, литературоведа. Увлеченность Григорьева “Словом…” так велика, что он не Замечает, как порою невежлив и даже груб по отношению к студенту.

Многозначительно небольшое авторское отступление: “Перед его глазами за длинную жизнь прошла не одна тысяча таких вот парней; он привык думать о них коротко – студент. А Ведь ни один из этой многотысячной армии не походил на другого даже отдаленно. Все разные”. Эти ” разные”, к Сожалению, мало интересовали профессора. Важны лишь их знания. А ведь человек – это не только знания.

Григорьев случайно Узнал о прошлом студента, но не полюбопытствовал, что его привело на литературный факультет, какой срочной работой он Был занят. Отдавая должное одержимости педагога своим делом, его гражданским раздумьям, автор не приемлет его душевной Черствости, бестактности, категоричности его высказываний.

“Экзамен”? Жизнь – это постоянный экзамен на порядочность, доброту, граждански отношение к своему Делу. На экзамене выявляются не только знания по предмету, но и культура поведения экзаменующегося и экзаменатора. Другими словами, их интеллигентность. “Мы ломаем голову, – писал В. Г. Шукшин, – какой он такой интеллигентный человек? А Образ его давно создал сам народ.

Только он называет его – хороший человек. Умный человек. Уважительный…” Студент экзамен на интеллигентность сдал. Он вел себя достойно, с уважением к экзаменатору. Единственное, что он Позволил себе, это резко высказать свое отношение к бестактности педагога: “Ставьте мне, что положено, и не мучайтесь”.

“Экзамен” – это рассказ в защиту достоинства человека, напоминание о том, что образованность не гарантия Интеллигентность, что нельзя обидеть, оскорбить человека. “Интеллигентный человек, – писал В. Шукшин, – это Ответственное слово. Это так глубоко и серьезно, что стоило бы почаще думать об ответственности за это слово”. Речи героев в произведении В. Шукшин придавал первое значение.

“Прямая речь, – писал он, позволяет мне крепко Поубавить описательную часть. Какой человек? Как он думает? Чего хочет? В конце концов, мы ведь так и составляем понятие О человеке – послушав его. Тут он не соврет не сумеет, даже если захочет”. Речь Николая немногословна. Она во многом обусловлена ситуацией. Студент несколько скован обстановкой, Неподготовленностью к экзамену.

В речи Григорьева ощутима его профессия лектора и педагога. Обратимся к тексту. “…Страна наша много воюет. Трудно воюет. Это почти всегда народная война и народное горе. И даже тот, кто не Принимает непосредственного участия в войне, все равно живет теми же чувствами и заботами, какими живет народ. Я это не Из книжек вычитал… Я это чувствую и верю этому”.

В этом монологе и доступность изложения, и обобщенность мысли, и Эмоциональность высказывания, которая достигается повторением отдельных слов, выражений: “много воюет, трудно воюет”; “народная война и народное горе”; “живет теми же чувствами и заботами, какими живет народ “, к этим повторениям, Которые оттеняют мысль, профессор прибегает постоянно: “Меня меньше всего интересует ваш заказ. Если хотите, меня Интересует человек, русский человек, который не удосужился прочитать вели! Чайшее национальное произведение. Очень интересует”. Однако долгие годы общения со студенческой аудиторией “обогатили” его язык лексикой и фразеологией молодежи: “черти полосатые”, ” колоссально” и др. Василии Макарович Шукшин – в искусстве явление уникальное. Талантливый актер и кинорежиссер, сценарист и самобытный, Одаренный писатель. Всего лишь пятнадцать лет активной творческой жизни, а след в культуре заметный. Писатель В. Каверин Оставил краткую, но многозначительную зарисовку личности В. Шукшина: “Мы познакомились за столом президиума на каком-то Вечере в ЦДЛ и обменялись несколькими словами. Шукшин был похож на свои книги… Доброе лицо его дышало простотой, Серьезностью и пониманием. Он как бы существовал сперва для других, а уж потом для себя”. Здесь уловлено основное в

Духовном облике, художника: доброта, любовь к людям.

Источник: https://rus-lit.com/syuzhet-i-geroi-odnogo-iz-rasskazov-v-shukshina-ekzamen/

Краткое содержание Шукшин Экзамен

Рассказ Василия Шукшина «Экзамен», опубликованный в журнале «Октябрь» за 1962 год, был написан тогда же, хотя речь в нем идет, судя по всему, о событиях приблизительно десятилетней давности.

Студент-заочник, опаздывая, приходит на экзамен. Оправдываясь, говорит, что был очень занят. Профессор предлагает ему взять билет. Выпадает вопрос по произведению «Слово о полку Игореве». Студент пытается отвечать, но вместо ответа невразумительно бормочет что-то общими фразами.

Он так и не успел прочесть произведение, разве что предисловие глазами пробежал, как проницательно подмечает про себя профессор. Студенту стыдно, он краснеет и снова оправдывается срочным заказом. А профессор сердится. Он вообще противник заочного обучения.

И сейчас слабость этого метода ему очевидна.

Он, конечно, сочувствует бедняге, но от того и злится на него все сильнее.

Они пытаются беседовать о сюжете произведения, о плене, в который попал князь Игорь. По ходу разговора выясняется, что студент, когда воевал, сам побывал в окружении, а затем в плену. Профессор воодушевляется и расспрашивает его о деталях. Студент без особой охоты говорит, что пробыл в плену месяца три. Потом бежал.

Профессор рассказывает о мыслях, которые приходили ему в голову, когда он бывал на Подоле, в Киеве. О том, например, что иногда он чувствовал себя воином времен князя Игоря, словно ходил по тем же дорогам.

Вот и во время войны, он, человек, никогда не воевавший, жил народными проблемами и страдал народной бедой. Далее профессор высказывает свое собственное, во многом надуманное предположение, как надо снимать часовых.

Студент смеется, нагнувшись над партой. «Не хочет обидеть», — понимает профессор.

Студенту не по себе от этой странной беседы, он боится, что профессор поставил «хорошо» или даже «отлично», но тот написал «плохо». И студент, вытирая вспотевший лоб, смеется. Вытаскивает подаренный профессором экземпляр книги «Слово о полку Игореве». На обложке книги значится: «Учись, солдат. Это тоже нелегкое дело. Проф. Григорьев».

Рассказ на частую для творчества Шукшина тему – противостояния, спора «теоретиков» и «практиков». Теоретики (профессор) ничего не знают о тонкостях и нюансах обсуждаемого предмета, в данном случае войны и плена.

А практики (студент) не вторгаются в философию, зато они умеют воевать. Но у первых есть видение перспективы и сути произошедшего, у вторых имеются воспоминания, собственный, на прошедшей войне нажитый опыт.

И те и другие нужны друг другу, но в жизни редко ладят.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

• БеляевАлександра Романовича принято считать основоположником советской фантастики. За 16 лет творческой деятельности А. Р. Беляев написал 17 романов и около 30 повестей и рассказов.
• Краткое содержание Некрасов Мороз, Красный носВ крестьянской избушке беда: умер глава семьи Прокл Севастьяныч. Мать нашла гроб для своего ребёнка, старик-отец отправился рыть могилу в промёрзшей земле. Дарья, супруга покойного, готовит саван.
• Краткое содержание Гайдар Судьба барабанщикаЭта повесть о восьмилетнем мальчике, отец которого командовал ротой саперов. Мама у Сережи давно умерла, и папа воспитывал его один, но когда они приехали в Москву на постоянное место жительства
• Краткое содержание Курица на столбах ПришвинВ рассказе Пришвина речь идет о настоящей подмене… И виной всему хозяева той самой несчастной курицы. Рассказчик поясняет, что соседи вдруг подарили им четыре гусиных яйца
• Краткое содержание Пеннак Собака ПесЭта история произошла в Париже. В мире людей бездомным и брошенным собакам очень трудно выживать. Их постоянно подстерегают опасности: сигналящие машины, бессердечные люди

Источник: https://2minutki.ru/kratkie-soderzhaniya/vasilij-shukshin/ehkzamen-kratko

Василий Шукшин «Экзамен»

– Почему опоздали? – строго спросил профессор.

– Знаете… извините, пожалуйста… прямо с работы… срочный заказ был… – Студент – рослый парняга с простым хорошим лицом – стоял в дверях аудитории, не решаясь пройти дальше. Глаза у парня правдивые и неглупые.

– Берите билет. Номер?

– Семнадцать.

– Что там?

– «Слово о полку Игореве» – первый вопрос. Второй…

– Хороший билет. – Профессору стало немного стыдно за свою строгость. – Готовьтесь.

Студент склонился над бумагой, задумался.

Некоторое время профессор наблюдал за ним. Перед его глазами за его длинную жизнь прошла не одна тысяча таких вот парней; он привык думать о них коротко – студент. А ведь ни один из этой многотысячной армии не походил на другого даже отдаленно. Все разные.

«Все меняется. Древние профессора могли называть себя учителями, ибо имели учеников. А сегодня мы только профессора», – подумал профессор.

– Вопросов ко мне нет?

– Нет. Ничего.

Профессор отошел к окну. Закурил. Хотел додумать эту мысль о древних профессорах, но вместо этого стал внимательно наблюдать за улицей.

Вечерело. Улица жила обычной жизнью – шумела. Проехал трамвай. На повороте с его дуги посыпались красные искры. Перед семафором скопилось множество автомобилей; семафор подмигнул им, и они все сразу ринулись по улице. По тротуарам шли люди. Торопились. И машины торопились, и люди торопились.

«Люди всегда будут торопиться. Будут перемещаться со сверхзвуковой скоростью и все равно будут торопиться. Куда все это устремляется?..»

– Кхм… – Студент пошевелился.

– Готовы? Давайте. – Профессор отвернулся от окна. – Слушаю.

Студент держал в толстых грубых пальцах узкую полоску бумаги – билет; билет мелко дрожал.

«Волнуется, – понял профессор. – Ничего, поволнуйся».

– «Слово о полку Игореве» – это великое произведение, – начал студент. – Это… шедевр… Относится к концу двенадцатого века… кхэ… Автор выразил здесь чаяния…

Глядя на парня, на его крепкое, строгой чеканки лицо, профессор почему-то подумал, что автор «Слова» был юноша… совсем-совсем молодой.

– … Князья были разобщены, и… В общем, Русь была разобщена, и когда половцы напали на Русь… – Студент закусил губу, нахмурился: должно быть, сам понимал, что рассказывает неинтересно, плохо. Он слегка покраснел.

«Не читал. – Профессор внимательно и сердито посмотрел в глаза студенту. – Да, не читал. Одно предисловие дурацкое прочитал. Черти полосатые! Вот вам – ягодки заочного обучения!» Профессор был противником заочного обучения. Пробовал в свое время выступить со статьей в газете – не напечатали. Сказали: «Что вы!» – «Вот вам – что вы! Вот вам – князья разобщены».

– Читали?

– Посмотрел… кхэ…

– Как вам не стыдно? – с убийственным спокойствием спросил профессор и стал ждать ответа.

Студент побагровел от шеи до лба.

– Не успел, профессор. Работа срочная… заказ срочный…

– Меня меньше всего интересует ваш заказ. Если хотите, меня интересует человек, русский человек, который не удосужился прочитать величайшее национальное произведение. Очень интересует! – Профессор чувствовал, что начинает ненавидеть здорового студента. – Вы сами пошли учиться?

Студент поднял на профессора грустные глаза.

– Сам, конечно.

– Как вы себе это представляли?

– Что?

– Учебу. В люди хотел выйти? Да?

Некоторое время они смотрели друг на друга.

– Не надо, – тихонько сказал студент и опустил голову.

– Что не надо?

– Не надо так…

– Нет, это колоссально! – воскликнул профессор, хлопнул себя по колену и поднялся. – Это колоссально. Хорошо, я не буду так. Меня интересует: вам стыдно или нет?

– Стыдно.

– Слава тебе, Господи!

С минуту молчали. Профессор ходил около доски, фыркал и качал головой. Он даже как будто помолодел от злости.

Студент сидел неподвижно, смотрел в билет… Минута была глупая и тяжкая.

– Спросите еще что-нибудь. Я же готовился.

– В каком веке создано «Слово»? – Профессор, когда сердился, упрямился и капризничал, как ребенок.

– В двенадцатом. В конце.

– Верно. Что случилось с князем Игорем?

– Князь Игорь попал в плен.

– Правильно! Князь Игорь попал в плен.

Издевательского тона у него не получилось – он действительно злился и досадовал, что вовлек себя и парня в эту школьную игру. Странное дело, но он сочувствовал парню и потому злился на него еще больше.

– Ах, досада какая! Как же это он попал в плен?!

– Ставьте мне, что положено, и не мучайтесь. – Студент сказал это резким, решительным тоном. И встал.

На профессора тон этот подействовал успокаивающе. Он сел. Парень ему нравился.

– Давайте говорить о князе Игоре. Как он там себя чувствовал? Сядьте, во-первых.

Студент остался стоять.

– Ставьте мне двойку.

– Как чувствовал себя в плену князь Игорь?! – почти закричал профессор, опять испытывая прилив злости. – Как чувствует себя человек в плену? Неужели даже этого не понимаете?!

Студент стоя некоторое время непонятно смотрел на старика ясными серыми глазами.

– Понимаю, – сказал он.

– Так. Что понимаете?

– Я сам в плену был.

– Так… То есть как в плену были? Где?

– У немцев.

– Вы воевали?

– Да.

Профессор внимательно посмотрел на студента, и опять ему почему-то подумалось, что автор «Слова» был юноша с голубыми глазами. Злой и твердый.

– Долго?

– Три месяца.

– Ну и что?

– Что?

Студент смотрел на профессора, профессор – на студента. Оба были сердиты.

– Садитесь, чего вы стоите, – сказал профессор. – Бежали из плена?

– Да. – Студент сел. Опять взял билет и стал смотреть в него. Ему хотелось скорей уйти.

– Как бежали? Расскажите.

– Ночью. С этапа.

– Подробней, – приказал профессор. – Учитесь говорить, молодой человек! Ведь это тоже надо. Как бежали? Собственно, мне не техника этого дела интересна, а… психологический момент, что ли. Как чувствовали себя? Это ведь горько – попасть в плен? – Профессор даже поморщился… – Вы как попали-то? Ранены были?

– Нет.

Помолчали. Немножко дольше, чем требуется для беседы на такую тему.

– А как же?

– Попали в окружение. Это долго рассказывать, профессор.

– Скажите, пожалуйста, какой он занятой!

– Да не занятой, а…

– Страшно было?

– Страшно.

– Да, да. – Профессору почему-то этот ответ очень понравился. Он закурил. – Закуривайте тоже. В аудитории, правда, не разрешается, но… ничего…

– Я не хочу. – Студент улыбнулся, но тут же посерьезнел.

– Деревня своя вспоминалась, конечно, мать?.. Вам сколько лет было?

– Восемнадцать.

– Вспоминалась деревня?

– Я из города.

– Ну? Я почему-то подумал – из деревни. Да…

Замолчали. Студент все глядел в злополучный билет; профессор поигрывал янтарным мундштуком, рассматривал студента.

– О чем вы там говорили между собой?

– Где? – Студент поднял голову. Ему этот разговор явно становился в тягость.

– В плену.

– Ни о чем. О чем говорить?

– Черт возьми! Это верно! – Профессор заволновался. Встал. Переложил мундштук из одной руки в другую. Прошелся около кафедры. – Это верно. Как вас зовут?

– Николай.

– Это верно, понимаете?

– Что верно? – Студент вежливо улыбнулся. Положил билет. Разговор принимал совсем странный характер – он не знал, как держать себя.

– Верно, что молчали. О чем же говорить! У врага молчат. Это самое мудрое. Вам в Киеве приходилось бывать?

– Нет.

– Там есть район – Подол называется, – можно стоять и смотреть с большой высоты. Удивительная даль открывается. Всякий раз, когда я стою и смотрю, мне кажется, что я уже бывал там когда-то. Не в своей жизни даже, а давным-давно.

Понимаете? – У профессора на лице отразилось сложное чувство – он как будто нечаянно проговорился о чем-то весьма сокровенном и теперь, во-первых, опасался, что его не поймут, во-вторых, был недоволен, что проговорился.

Он смотрел на студента с тревогой, требовательно и заискивающе.

Студент пожал плечами, признался:

– Как-то сложно, знаете.

– Ну, как же! Что тут сложного? – Профессор опять стал быстро ходить по аудитории. Он сердился на себя, но замолчать уже не мог. Заговорил отчетливо и громко: – Мне кажется, что я там ходил когда-то. Давно. Во времена Игоря. Если бы мне это казалось только теперь, в последние годы, я бы подумал, что это старческое. Но я и молодым так же чувствовал. Ну?

Повисла неловкая пауза. Два человека смотрели друг на друга и не понимали, что им, собственно, требуется сейчас выяснить.

– Я немного не понимаю, – осторожно заговорил студент, – при чем тут Подол?

– При том, что мне показалось очень точным ваше замечание насчет того, что – молчали. Я в плену не был, даже не воевал никогда, но там, над Подолом, я каким-то образом постигал все, что относится к войне.

Я додумался, что в плену – молчат. Не на допросах – я мог об этом много читать, – а между собой. Я многое там узнал и понял.

Я, например, много думал над вопросом: как бесшумно снимать часовых? Мне думается, их надо пугать.

Студент удивленно посмотрел на профессора.

– Да. Подползти незаметно и что-нибудь очень тихо спросить. Например: «Сколько сейчас времени, скажите, пожалуйста?» Он в первую секунду ошалеет, и тут бросайся на него.

Студент засмеялся, опустив голову.

– Глупости говорю? – Профессор заглянул ему в глаза.

Студент поторопился сказать:

– Нет, почему… Мне кажется, я понимаю вас.

«Врет. Не хочет обидеть», – понял профессор. И скис. Но счел необходимым добавить еще:

– Это вот почему: наша страна много воюет. Трудно воюет. Это почти всегда народная война и народное горе. И даже тот, кто не принимает непосредственного участия в войне, все равно живет теми же чувствами и заботами, какими живет народ. Я это не из книжек вычитал, сами понимаете. Я это чувствую и верю этому.

Долго после этого молчали – отходили. Надо было вернуться к исходному положению: к «Слову о полку Игореве», к тому, что это великое произведение постыдно не прочитано студентом. Однако профессор не удержался и задал еще два последних вопроса:

– Один бежал?

– Нет, нас семь человек было.

– Наверно, думаете: вот привязался старый чудак! Так?

– Да что вы! Я совсем так не думаю. – Студент покраснел так, как если бы он именно так и подумал. – Правда, профессор. Мне очень интересно.

Сердце старого профессора дрогнуло.

– Это хорошо, солдат. Это хорошо, что вы меня понимаете. «Слово» надо, конечно, прочитать. И не раз. Я вам подарю книжку… у меня как раз есть с собой… – Профессор достал из портфеля экземпляр «Слова о полку Игореве», подумал.

Посмотрел на студента, улыбнулся. Что-то быстро написал на обложке книги, подал студенту. – Не читайте сейчас. Дома прочитаете. Вы заметили: я суетился сейчас, как неловкий жених. – Голос у профессора и выражение лица были грустными.

– После этого бывает тяжело.

Студент не нашелся, что на это сказать. Неопределенно пожал плечами.

– Вы все семеро дошли живыми?

– Все.

– Пишете сейчас друг другу?

– Нет, как-то, знаете…

– Ну, конечно, знаю. Конечно. Это все, дорогой мой, очень русские штучки. А вы еще «Слово» не хотите читать. Да ведь это самая русская, самая изумительная русская песня.

«Комони ржуть за Сулою; звонить слава въ Кыеве; трубы трубять въ Новеграде; стоять стязи въ Путивле!» А? – Профессор поднял кверху палец, как бы вслушиваясь в последний растаявший звук чудной песни. – Давайте зачетку.

– Он проставил оценку, закрыл зачетку, вернул ее студенту. Сухо сказал: – До свидания.

Студент вышел из аудитории. Вытер вспотевший лоб. Некоторое время стоял, глядя в пустой коридор. Зачетку держал в руке – боялся посмотреть в нее, боялся, что там стоит «хорошо» или, что еще тяжелее – «отлично». Ему было стыдно.

«Хоть бы „удовлетворительно“, и то хватит», – думал он.  Оглянулся на дверь аудитории, быстро раскрыл зачетку… некоторое время тупо смотрел в нее. Потом еще раз оглянулся на дверь аудитории, тихо засмеялся и пошел.

В зачетке стояло: «плохо».

На улице он вспомнил про книгу. Раскрыл, прочитал:

«Учись, солдат. Это тоже нелегкое дело. Проф. Григорьев».

… Профессор действительно стоял у окна. Смотрел на улицу и щелкал ногтями по стеклу. Думал.

Источник: http://prkas.ru/index.php?id=886