Анализ рассказа котлован платонова сочинение

Сочинение на тему: Трагическое и комическое в повести Платонова «Котлован» — Сочинение

Трагическое и комическое в повести А. Платонова «Котлован»

Следуя привычной логике вещей, трагическое и комическое нужно рассматривать как компоненты вечной антитезы: присутствие одного исключает возможность появления другого.

Парадокс платоновской прозы, однако, состоит в том, что даже самые мрачные и трагические ее страницы способны вызвать у читателя не только отчаяние или ужас, но и могут заставить его смеяться.

Если бы существовал частотный словарь языка Платонова, то первыми в нем, наверное, были бы слова «терпе­ние», «скука», «грусть», «печаль». Мир, в котором царствуют «усталое терпение», «тоска тщетности», «грусть великого вещества», казалось бы, должен быть непроницаем для смеха.

Вне контекста отдельные эпизоды «Котлована» могли бы быть вос­приняты как отрывки из какой-нибудь кинокомедии о жизни России конца 1920-х гг. Вот, например, деревенский мужик, отдавший лошадь в колхоз и теперь лежащий на лавке с привязанным к животу самова­ром: «Улететь боюсь, клади… какой-нибудь груз на рубашку».

Вот тра­гикомическое «ток-шоу», участниками которого становятся «грустный урод» Жачев и представитель «максимального класса» Пашкин (само имя которого — Лев Ильич — становится комическим соединением имен Троцкого и Ленина); сидя в клумбе с розами, Жачев безапелляци­онно заявляет профсоюзному активисту: «Ты что ж, буржуй, иль забыл, за что я тебя терплю? Тяжесть хочешь получить в слепую кишку? Имей в виду — любой кодекс для меня слабі»

Литературным «двойником» отца Федора из романа «Двенадцать стульев» выглядит платоновский поп, «остриженный под фокстрот» и со­бирающий в церкви по пятаку на трактор для активиста.

Комические, абсурдные превращения пронизывают всю сцену разговора попа и Чиклина: столпы веры становятся «подкулацкими святителями», поминаль­ные листки — списками «неблагонадежных», осмелившихся в церкви креститься и молиться, а ближайшая политическая задача попа те­перь — записаться в кружок безбожия.

Однако последнее слово — «без­божие» — в этом эпизоде «Котлована» звучит не просто как очередной логический диссонанс (и не просто как более доступный синоним ученого слова «атеизм»).

Заключительная реплика попа возвращает слову изна­чальный смысл: «Мне, товарищ, жить бесполезно… Я не чувствую боль­ше прелести творения — я остался без Бога, а Бог без человека…» Фарсо­вый эпизод, который — потенциально — мог бы стать разрядкой в напря­женном и трагическом действии повести, оборачивается духовной дра­мой человека и получает в контексте повести бытийное измерение.

Сложный синтез трагического и комического, отличающий прозу Пла­тонова, определяет в «Котловане» и характер гротеска — важнейшего ху­дожественного приема, используемого писателем в эпизодах раскулачива­ния «зажиточного бесчестья».

Мед­ведь выполняет карательные функции при помощи «классового чутья» — зверь носом чует «кулацкий элемент» и безошибочно приводит Чиклина к домам тех, кто нажил добро батрацкой плотью.

Буквальное прочтение идеологической формулы — «классовое чутье» — лежит в основе гротеск­ного превращения зверя в «сознательного молодца», а серия его «визитов» к кулацкому населению превращается в череду сюрреалистических иллю­страций к понятию «сплошная коллективизация».

Изображение раскулачивания в повести разворачивается в ряд гроте­скных эпизодов, причудливо сочетающих правдоподобие и фантастику, юмор и горький сарказм. В одной избе активисты застают самостоятель­но приготовившегося умереть мужика: он уже несколько недель лежит в гробу и сам время от времени подливает в горящую над ним лампаду масло.

Организация колхоза завершается «ликвидацией кулаков вдаль» — их сплавляют по снежной реке на плоту — и гротеск­ным восклицанием Жачева, «последнего счастливого человека» на зем­ле: «Эй, паразиты, прощай!»

Однако фантасмагория на этом не заканчивается: под звуки радио, ревущего «марш великого похода», колхоз бросается в страшную фанта­стическую пляску — пляску смерти.

Бывшие живыми «систематически уплывали по… мертвой воде», а оставшиеся жить уподобились мертве­цам, кружащимся в диком хороводе: «Елисей… вышел на среднее ме­сто… и затанцевал по земле, ничуть не сгибаясь… он ходил как стер­жень — один среди стоячих, — четко работая костями и туловищем».

Противоречащая здравому смыслу, абсурдная реплика Чиклина на самом деле предельно четко выражает суть происходящего: живые и мертвые в «Котловане» поменялись местами. Вне платоновского контек­ста такая реплика могла бы вызвать веселое недоумение — в «Котлова­не» она запечатлевает страшную явь.

Алогизм — вообще один из основных источников комизма в прозе Платонова. Его «умные дураки» регулярно прибегают к алогизму как средству самозащиты от навязчивой демагогии «активистов».

Достаточ­но вспомнить объяснения Насти по поводу ее социального происхожде­ния: «Главный — Ленин, а второй — Буденный. Когда их не было, а жи­ли одни буржуи, то я и не рожалась, потому что не хотела.

А как стал Ленин, так и я стала!» Революционная фразеология класса-гегемона ис­пользуется Настей «творчески»: политически правильная лексика ста­новится основой абсурдной с точки зрения логики конструкции.

Особо следует отметить значимость алогизма в самых трагических ситуациях — умирания и смерти: именно эти эпизоды максимально на­сыщены комическими эффектами.

Гибель Сафронова и Козлова сопрово­ждается в повести негодующим восклицанием Насти: «Они все равно умерли, зачем им гробы!» Реплика девочки кажется нонсенсом (еще со времен пушкинского «Гробовщика» известно, что «мертвый без гроба не живет»), если не учитывать сюжетный контекст «Котлована»: в одном из гробов, предназначенных теперь для умерших, Настя спала, а другой служил ей «красным уголком» — в нем хранились ее игрушки.

Трагикомически выглядит и одна из следующих сцен повести: рядом с телами двух погибших (Сафронова и Козлова) обнаруживается «чет­вертый лишний» труп! Именно четвертый, поскольку к деревенскому мужику, «беспланово» убитому Чиклиным, добавляется еще один, кото­рый «сам пришел сюда, лег на стол между покойными и лично умер».

Совершенно особая сфера комизма в повести — политический язык эпохи «великого перелома». Многочисленные идеологические клише и политические лозунги подвергаются в устах героев (и речи повествовате­ля) пародийному переосмыслению и переформулированию.

Активист, например, заносит принесенные Вощевым вещи в особую… графу под названьем «Перечень ликвидированного насмерть кулака как класса пролетариатом, согласно имущественно-выморочного остатка».

Доверие к метафоре, столь характерное для политической фразеологии эпохи, также фиксируется в языке повести.

Однако реализация метафоры в тексте Платонова обнажает скрытый абсурд партийных клише, и их значение овеществляется в цепной реакции каламбуров: «Мы уже не чув­ствуем жара от костра классовой борьбы, а огонь должен быть: где же то­гда греться активному персоналу».

Превратившимся в отвлеченные поня­тия «костру» и «жару» возвращено прямое значение, а результатом «разо­блачения» казенной формулы становится комический эффект.

Таким образом, трагическое и комическое соединяются в прозе Пла­тонова в неразделимое целое.

Изображение одного из самых трагичных эпизодов отечественной истории строится на основе гротеска и соединя­ет в себе страшное и смешное, фантастическое и реальное.

Платонов­ский мир — мир на грани апокалипсиса — допускается присутствие сме­ха, но улыбка на лице читателя застывает гримасой ужаса. В этом мире чем смешнее — тем страшнее…

Здесь искали:

• в чем трагизм эпизодов котлована

Источник: http://sochineniye.ru/sochinenie-na-temu-tragicheskoe-i-komicheskoe-v-povesti-platonova-kotlovan/

Котлован сочинение | Инфошкола

9 Апрель 2012       админ      Главная страница » Сочинения      Просмотров:   1024

Трагическое в художественном мире Андрея Платонова

Предисловие

В этот день РАПП гудел как опрокинутый улей. Неспокойно было и в резиденции главного бортника — Иосиф Сталин, нервно попыхивая трубкой, носился по своему кабинету. В своих руках он ожесточенно мял свежий номер журнала “Красная новь”, в котором только что прочел произведение Андрея Платонова.

Как известно, для вождя всегда существовала одна истина, одна “генеральная линия” или “столбовая дорога” и нестерпимы были никакие альтернативы, уклоны, а тем более оппозиции. Действие в повести “Впрок (Бедняцкая хроника)” разворачивалось сразу же после публикации знаменитой сталинской статьи на темы колхозного движения — “Головокружение от успехов”, в марте 1930 г.

В новой платоновской повести он прочитал не только “сомнения в политике коллективизации”, но и прямую полемику со своей статьей. Следует отметить, что за год до случившегося, в сентябрьском журнале “Октябрь” вышел не менее “идеологически двусмысленный” рассказ Платонова “Усомнившийся Макар”.

* * *

Вернейший способ наскучить —

это сказать все.

И.С. Тургенев

Если я буду когда-нибудь писать

истинный ад, то откажусь от благоду­

шных предрассудков и за

образец возьму ленинское царство.

Л.Н. Андреев

Повесть А. Платонова “Котлован” впервые была опубликована в журнале “Новый мир”(1987, №6).

Произведение относится к той возвращенной литературе, о которой читатель постепенно начал узнавать только с середины 80-х годов прошлого века.

Оно принадлежит к страницам отечественной словесности, которые и после классики XIX века снова удивили мир, заставив его вздрогнуть и растеряться перед лицом русской литературы.

“Магический кристалл” платоновского зрения сегодня доступен, но не разгадан: оказалось, что загадку этого литератора не решить одним махом, что осваивать его “космос” и тайнопись придется с тщательной постепенностью.

Создавая образы своих героев, автор оставляет их безликими, и в целом тексте нет ни одной портретной характеристики; парадокс, но… — самих лиц нет, а есть их выражение, подчеркивающее характер человека или отсутствие оного характера. “Муж и жена со страхом совести, скрытой за злобностью лиц, глядели на свидетеля”, “… семья ждала, пока он уйдет, и держала свое зло в запасе”.

Секундочку!… Но ведь этот прием писателя подводит нас к творчеству художника Казимира Малевича. Малевич использовал такую же технику в конце 1920 — начале 1930-х годов. Распознать безобъемные фигуры на его полотнах еще возможно — по деталям русского национального костюма (поясок, сарафан и т. д.). Вот, допустим — крестьянка. Вот — крестьяне. Однако, позвольте, а где их лица??

“Был один рыжий человек, у которого не было глаз и ушей. У него не было и волос, так что рыжим его называли условно.

Говорить он не мог, так как у него не было рта. Носа тоже у него не было…. Ничего не было! Так что не понятно о ком идет речь.

Уж лучше мы о нем не будем больше говорить.”

Те самые куклы, которых из различного тряпья и чулок в русских деревнях собирали дети. (Однако богобоязненные бабки и мамки всегда запрещали детям рисовать черты лица.

”Это божья забота, а не твоя — близко посадить глаза или нет, или дать брови в разлет”, — говорили они).

* * *

Колхоз имени “Генеральной Линии” в “Котловане” — это примерно то же самое, что Интеграл имени Благодетеля в замятинском “Мы”. Между тем, никто не знает, кто такой мудрый благодетель и каков он.

Генеральная линия партии — то же: никто не знает, какой она будет завтра, какой должна быть. И там, и тут слепое поклонение некой абстракции, геометрии не чувствующих себя людьми существ. Великолепные образы! “Вертикаль”, ”интеграл”, “линия”, “уклон”.

Великолепные политики-геометры! Что так и хочется вспомнить Хармса — диалог Математика и Андрея Семеновича:

Математик

(вынимая из головы шар):

Я вынул из головы шар.

Я вынул из головы шар.

Я вынул из головы шар.

Я вынул из головы шар.

Андрей Семенович:

Положь его обратно.

Положь его обратно.

Положь его обратно.

Положь его обратно.

Слепая вера, подобие новой религии, этатизм — преклонение перед государством, как в “Мы”; марксизм-ленинизм как в повести “Котлован”: в обоих случаях подчинение людей, народа, массы высшей силе — сверхличной, иррациональной.

Художественной своеобразие повести Андрея Платонова заключается в сложнейшей архитектонике произведения, навеянной тактами действительности. Работа Платонова над созданием чернового варианта была подобна труду скульптора, который берет массив камня и отсекает лишнее (первоначальный текст, по оценкам текстологов, был сокращен как минимум в три раза).

Две половины повести “котлованная” и “деревенская” недостаточно скреплены между собой, и то и дело распадаются. Основное стержневое различие между ними — оппозиция “город-деревня”. Их противостояние задается как будто не самим автором, но требованиями доктрины, которой подчинены вершители котлованной истории.

Переход от города к деревне — не просто изменение места действия, но и новый круг проблем, начало новых сюжетных коллизий.

Котлован начинается и разворачивается как путешествие. Нарастание обреченности, концентрация мук и кар является внутренней связью, которой подчинена последовательность сюжетных кругов. По ним читатель проходит вместе с Вощевым.

В христианской культуре тридцатилетие героя есть знак подведения им жизненных итогов, обретение нового духовного качества личности, часто — обращение к новой общественно значимой деятельности. Мотив тридцатилетия, появляясь в самом начале произведения и выступая в составе его сюжетной завязки, определенно отсылает к первой терцине “Божественной комедии” Данте:

Земную жизнь пройдя до половины,

Я очутился в призрачном лесу,

Утратив правый путь во тьме долины.

За строками Данте стоят слова пророка Исайи: ”Я сказал в себе: в преполовение дней моих должен я идти во врата преисподней” (Ис. 38:10), которые безусловно знал, и на которые безусловно опирался великий поэт средневековья.

Итак, параллелизм заглавий: ”Котлован — Ад” (при том, что ад у Данте — гигантская воронка в теле Земли), дискретность текста, который организован как цепь эпизодов, составляющих в своей совокупности “путешествие по кругам”; и, наконец, указание на особый преломный возраст героя: 30 лет — говорят о том, что Платонов сознательно ориентировал свое произведение на идейно-эстетический опыт “Божественной комедии”.

У Данте грешники располагаются в девяти кругах ада тем ниже, чем ближе к дьяволу, чем тяжелее их вина. В мире, который изображает Платонов — три круга: пивная — дом шоссейного надзирателя — кузница. Но здесь господствует представление о каре, следующее не за грехи, т.е. не за нарушение морального закона, а за классовую принадлежность.

Особенно резко эта градация прослеживается во второй части повести, когда выявленных и утвержденных официальным порядком кулаков сплавляют вниз по течению реки. Впрочем, картина страданий крестьян как раскулачиваемых, так и оставленных для колхоза, равносильно трагична.

Искомого Царствия Земного героями повести так и не будет найдено. В космосе Данте за Адом и Чистилищем следует Рай. В повести Платонова две части: котлован (Ад) и деревня (Чистилище). Далее же следует резкий обрыв…

Развязка композиции — смерть и погребение девочки Насти. Предвестием неожиданного финала является эпизод с гробами, которые Чиклин припас для Насти: один для жилья (“постель на будущее время, когда она станет спать без его живота”), другой — “для игрушек и всякого детского хозяйства” (“Красный уголок”).

Котлован как пропасть, как “смерть без надежды на спасение” (пропа‘сть) — вот итог произведения. Настя, героиня, олицетворявшая воскрешение мертвых и бывшая живым свидетельством и залогом грядущего воскрешения (Анастасия — “воскресшая”), умирает. Настя, цель и смысл путешествия героев по запредельному миру “Котлована”, почти что дантовская Беатриче, в отличие от оной не достигает Рая…

Быть может, ежегодно растения и звери тратят на свое создание и обновление столько же сил, сколько людям потребно на устройство социализма. Но ведь природа все же устраивается однажды в год, значит и мы сумеем устроиться раз в век”.

А.Данилов

Источник: https://info-shkola.ru/kotlovan-sochinenie/

Проблематика повести А. П. Платонова «Котлован»

Андрей Платонов стал известен широкому кругу читателей только в последнее время, хотя самый активный период его творчества пришелся на двадцатые годы нашего столетия.

Платонов, как и множество других писателей, противопоставивших свою точку зрения официальной позиции советского правительства, долго был запрещен.

Среди самых значительных его работ можно выделить роман «Чевенгур», повести «Впрок» и «Усомнившийся Макар».

Рабочие роют яму для закладки фундамента «общепролетарского дома», в котором потом должно счастливо жить новое поколение. Но в процессе работы выясняется, что запланированный дом будет недостаточно вместителен.

Котлован уже выдавил все жизненные соки из рабочих: «Все спящие были худы, как умершие, тесное место меж кожей и костями у каждого было занято жилами, и по толщине жил было видно, как много крови они должны пропускать во время напряжения труда». Однако план требовал расширения котлована. Тут мы понимаем, что потребности в этом «доме счастья» будут огромны.

Котлован будет бесконечно глубок и широк, и в него будут уходить силы, здоровье и труд множества людей. В то же время работа не приносит этим людям никакой радости: «Вощев всмотрелся в лицо безответного спящего — не выражает ли оно безответного счастья удовлетворенного человека. Но спящий лежал замертво, глубоко и печально скрылись его глаза».

Другая важная проблема этого произведения ближе к реальной жизни тех лет. Платонов отмечает, что в угоду индустриализации страны были принесены в жертву тысячи крестьян. В повести это очень хорошо видно, когда рабочие натыкаются на крестьянские гробы.

Сами крестьяне объясняют, что они заранее готовят эти гробы, так как предчувствуют скорую гибель. Продразверстка отняла у них все, не оставив средств к существованию.

Эта сцена очень символична, так как Платонов показывает, что новая жизнь строится на мертвых телах крестьян и их детей.

Особо автор останавливается на роли коллективизации. В описании «организационного двора» он указывает, что людей арестовывали и отправляли на перевоспитание даже за то, что они «впали в сомнение» или «плакали во время обобществления».

«Обучение масс» на этом дворе производили бедняки, то есть власть получили наиболее ленивые и бездарные крестьяне, которые не смогли вести нормальное хозяйство.

Платонов подчеркивает, что коллективизация ударила по опоре сельского хозяйства, которой являлись деревенские середняки и зажиточные крестьяне. При их описании автор не только исторически реалистичен, но и выступает своеобразным психологом.

Просьба крестьян о небольшой отсрочке перед принятием в совхоз, чтобы осмыслить предстоящие перемены, показывает, что в деревне не могли даже свыкнуться с мыслью об отсутствии собственного надела земли, скота, имущества.

Пейзаж соответствует мрачной картине обобществления: «Ночь покрыла весь деревенский масштаб, снег сделал воздух непроницаемым и тесным, в котором задыхалась грудь. Мирный покров застелил на сон грядущий всю видимую землю, только вокруг хлевов снег растаял и земля была черна, потому что теплая кровь коров и овец вышла из под огорож наружу».

Образ Вощева отражает сознание обыкновенного человека, который пытается понять и осмыслить новые законы и устои. У него и в мыслях нет противопоставлять себя остальным.

Но он начал думать, и поэтому его уволили. Такие люди опасны существующему режиму. Они нужны только для того, чтобы рыть котлован.

Здесь автор указывает на тоталитарность государственного аппарата и отсутствие подлинной демократии в СССР.

Пропагандистская машина уже внедрилась в ее сознание. Читатель ужасается, узнавая, что она советует Сафронову убить крестьян за дело революции. В кого же вырастет ребенок, у которого игрушки хранятся в гробу? В конце повести девочка погибает, а вместе с ней погибает и луч надежды для Вощева и других рабочих.

В своеобразном противостоянии котлована и Насти побеждает котлован, и в основание будущего дома ложится ее мертвое тело.

Повесть «Котлован» пророческая. Ее главной задачей не было показать ужасы коллективизации, раскулачивания и тяжесть жизни тех лет, хотя писатель сделал это мастерски. Автор верно определил направление, в котором пойдет общество.

Котлован стал нашим идеалом и главной целью. Заслуга Платонова в том, что он указал нам источник бед и несчастий на многие годы.

Страна наша до сих пор барахтается в этом котловане, и если жизненные принципы и мировоззрение людей не изменятся, в котлован по-прежнему будут уходить все силы и средства.

Источник: http://www.testsoch.info/problematika-povesti-a-p-platonova-kotlovan/

Подробный Анализ «Котлован» Платонов

ИСТОРИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ И СЮЖЕТНО-КОМПОЗИЦИОННЫЕ ОСОБЕННОСТИ ПОВЕСТИ.

Время работы над повестью, обозначенное автором на последней странице текста (декабрь 1929 — апрель 1930 г.), указывает на то, что “Котлован” был написан Платоновым практически с натуры — в тот самый “Год великого перелома”, наступление которого провозгласила статья И. Сталина 7 ноября 1929 г.

Точные временные рамки описанных в “Котловане” событий также заданы конкретными историческими фактами: 27 декабря 1929 г. Сталин объявляет о переходе к политике “ликвидации кулачества как класса”, а 2 марта 1930 г. в статье “Головокружение от успехов” ненадолго притормаживает насильственную коллективизацию. Сюжетный пунктир повести весьма несложен.

Главный герой повести, Вощев, уволен с механического завода в жаркую пору начала листопада (конец лета — начало осени), причем увольнение приходится на день его тридцатилетия. Интересно, что в год описываемых событий автору повести Платонову тоже исполнилось 30 лет, а его день рождения, как и день рождения Вощева, приходится на конец лета (28 августа).

В завкоме, куда герой через день обращается с просьбой о новом месте работы, Вощев объясняет причину своей задумчивости: он размышляет о “плане общей жизни”, который мог бы принести “что-нибудь вроде счастья”. Получив отказ в трудоустройстве, герой отправляется в дорогу и спустя еще один день добирается до соседнего города.

В поисках ночлега он попадает в барак, переполненный спящими рабочими, а утром в разговоре выясняет, что оказался в бригаде землекопов, которые “все знают”, потому что “всем организациям существование” дают. Иными словами, перед Вощевым носители “безответного счастья”, “способные без торжества хранить внутри себя истину”.

Надеясь на то, что жизнь и работа рядом с этими людьми даст ответы на мучающие Вощева вопросы, он решает влиться в их коллектив. Вскоре выясняется, что землекопы готовят котлован для фундамента большого здания, предназначенного для совместной жизни всех простых рабочих людей, пока еще ютящихся в бараках.

До поздней осени Вощев работает вместе с землекопами, а потом оказывается свидетелем драматических событий в прилегающей к городу деревне. В эту деревню по указанию руководства направляются двое рабочих бригады: они должны помочь местному активу в проведении коллективизации.

После того как они гибнут от рук неизвестных кулаков, в деревню прибывают Чиклин и члены его бригады, которые доводят до конца дело коллективизации. Они истребляют или сплавляют на плоту вниз по реке (в “далекое пространство”) всех зажиточных крестьян деревни. После этого рабочие возвращаются в город, к котловану.

Финал повести — похороны умершей от быстротечной болезни Насти, которая к этому моменту стала общей дочерью землекопов. Одна из стенок котлована и становится для нее могилой. Как видим, для перечисления основных событий повести хватило нескольких абзацев. Однако собственно сюжет — далеко не главный уровень выражения ее глубинных смыслов.

В городе это строительство заключается в возведении единого зданий, “куда войдет на поселение весь местный класс пролетариата”; в деревне — в создании колхоза и уничтожении “кулаков”. Заметим, что конкретно-исторические аспекты создаваемой в повести картины существенно ретушированы: на первый план выступают мифопоэтические, обобщенно-символические грани описываемых событий.

Этой тенденции к символической обобщенности изображения в полной мере соответствуют название повести и особенности ее пространственно-временной организации.

Образ-символ котлована отзывается в тексте множеством смысловых ассоциаций: в нем — “перелопачивание” жизни, “поднимаемая целина” земли, строительство храма — только идущее не вверх, а вниз; “дно” жизни (погружаясь в глубину котлована, землекопы опускаются все ниже от кромки земли); “котел коллективизма”, собирающий к себе тружеников; наконец, братская могила — и в прямом и в переносном смысле слова (здесь можно хоронить умирающих, здесь же погибает коллективная надежда на светлое будущее). Временные рамки повествования обозначены в тексте “Котлована” не конкретными историческими датировками, а самыми общими указаниями на смену времен года: от ранней осени до зимы. При этом внутренняя “хронометрия” повести далека от четкости и какой бы то ни было ритмической упорядоченности. Время будто движется рывками, то почти останавливаясь, то ненадолго стремительно ускоряясь. О первых трех днях жизни Вощева (с момента увольнения до попадания в барак землекопов) еще можно судить благодаря указаниям на то, где и как он ночует, но в дальнейшем чередования дня и ночи перестают точно фиксироваться, а сюжетные события будто “отрываются” от календаря.

Изнурительная монотонность работы землекопов оттеняется повтором однообразных слов и словосочетаний: “до вечера”, “до утра”, “в следующее время”, “на рассвете”, “по вечерам”. Тем самым полгода сюжетного действия оборачивается бесконечным повторением одного и того же “суточного ролика”. Организация колхоза, напротив, проходит стремительно: сцены раскулачивания, высылки кулаков и праздника сельских активистов укладываются в одни сутки. Финал повести вновь возвращает читателя к ощущению бесконечно тянущегося дня, переходящего в вечную ночь: начиная с полудня Чиклин пятнадцать часов подряд копает могилу для Насти. Последняя “хронометрическая” деталь повести фиксирует момент погребения Насти в “вечном камне”: “Время было ночное…” Таким образом, на глазах читателя “текущее время” судьбоносных социально-исторических преобразований переплавляется в неподвижную вечность утраты. Последнее слово повести — слово “прощанье”.

В приведенной выше цитате часы “терпеливо идут”, будто преодолевая физически ощущаемое пространство. Этот пример иллюстрирует особый характер взаимосвязи времени и пространства в прозе Платонова: образно говоря, главным органом “переживания” времени становятся в мире писателя подошвы ног странствующего правдоискателя, часы и дни его движения просвечивают километрами пути.

Внутренние же усилия героя, напряжение его сознания связаны с настоящим подвигом ожидания. “Его пеший путь лежал среди лета”, — сообщает читателю автор в самом начале повести о маршруте Вощева. Чтобы судить о времени, персонажу Платонова не нужны наручные часы, ему достаточно обратиться к пространству: “…Вощев подошел к окну, чтобы заметить начало ночи”.

Пространство и время метонимически соприкасаются, а порой становятся взаимообратимыми, так что имя “места” становится своего рода псевдонимом “времени”. Стилистика Платонова побуждает прочитывать сам заголовок повести не только как “пространственную” метафору, но и как иносказание об эпохе.

“Котлован” — это не только пропасть или бездна, но еще и пустая “воронка” остановившегося, исчерпавшего движение времени. Если время в повести Платонова можно “видеть”, то ее художественное пространство утрачивает свой едва ли не важнейший атрибут — качество визуальной отчетливости, оптической резкости.

Это качество платоновского видения мира становится особенно ощутимым, если понаблюдать за движениями персонажей. В то время как маршруты перемещений Раскольникова по Петербургу в “Преступлении и наказании” Ф.М.

Обратите внимание на то, как изображается путь героя: “Вощев, прибывший на подводе из неизвестных мест, тронул лошадь, чтобы ехать обратно в то пространство, где он был”. “Неизвестные” места неведомого “пространства” придают блужданиям персонажей сновидческий, “сомнамбулический” характер: маршрут героя постоянно сбивается, он вновь и вновь возвращается к котловану.

Персонажи повести беспрестанно перемещаются, но это движение часто передается Платоновым вне реальных “обстоятельств места” — туманными координатами абстрактных понятий.

Чаще всего это язык недооформленных идеологических лозунгов: “в пролетарскую массу”, “под общее знамя”, “вслед ушедшей босой коллективизации”, “в даль истории, на вершину невидимых времен”, “обратно в старину”, “вперед, к своей надежде”, “в какую-то нежелательную даль жизни”.

Блуждания людей по лишенной материальной плотности поверхности языковых абстракций оборачиваются лихорадочными поисками жизненной опоры, движениями в пространстве смыслов. “Обстоятельства сознания” значат для персонажей Платонова больше, чем обстоятельства быта.

“Броуновское” хаотичное “хожение” персонажей воплощает авторскую жалость об их бесприютности, сиротстве и потерянности в мире осуществляемых грандиозных проектов. Строя “общепролетарский дом”, люди оказываются бездомными странниками. В то же время автор близок своим героям в их нежелании остановиться, довольствоваться материально-конкретными целями, сколь бы внешне привлекательными они ни были. Платонов сопрягает их поиски с “лунной чистотой далекого масштаба”, “вопрошающим небом” и “бескорыстной, но мучительной силой звезд”.

Неудивительно, что в мире, лишенном привычных пространственно-временных опор, лишены традиционных причинно-следственных связей и описываемые события.

В повести могут соседствовать друг с другом совершенно разнородные эпизоды, а их художественный смысл выявляется лишь тогда, когда читатель охватит мысленным взором всю представленную писателем картину, когда сквозь калейдоскопическое мелькание сцен он сумел различить отчетливую вязь мотивов.

Проследим, например, как возникает и развивается в повести “деревенская тема”, связанная с мотивом коллективизации. Она берет начало во внешне случайном упоминании о мужике “с желтыми глазами”, который прибежал в артель землекопов и поселился в бараке, чтобы выполнять хозяйственную работу.

“У нас каждый и живет оттого, что гроб свой имеет: он нам теперь цельное хозяйство!” — сообщает землекопам пришелец. Его просьба воспринимается совершенно спокойно, как нечто само собой разумеющееся; правда, между рабочими и мужиком возникает небольшой спор.

Два гроба уже использованы Чиклиным (один — в качестве постели для Насти, другой — как “красный уголок” для ее игрушек), мужик же настаивает на возврате двух “маломерных фобов”, заготовленных по росту для деревенских ребятишек.

Этот разговор передается в повести в нейтральной эмоциональной тональности, которая придает эпизоду абсурдные тона: создается впечатление страшного сна, наваждения. Абсурдность происходящего заостряется в примыкающем к эпизоду разговоре Насти с Чиклиным.

Узнав от бригадира, что приходившие за гробами мужики вовсе не буржуи, она с неумолимой логикой ребенка спрашивает его: “А зачем им тогда гробы? Умирать должны одни буржуи, а бедные нет!” О завершении разговора автор сообщает: “Землекопы промолчали, еще не сознавая данных, чтобы говорить”.

Ослабляя или вовсе разрушая причинно-следственные отношения между изображаемыми событиями, Платонов тем самым выявляет чудовищную нелогичность современной ему истории, абсурдную бездумность ее творцов. Грандиозный проект “общепролетарского дома” остается миражом, а единственной реальностью “нового мира” оказывается “пропасть котлована”.

СИСТЕМА ПЕРСОНАЖЕЙ ПОВЕСТИ. Центральный персонаж повести, Вощев, являет собой характерный для платоновской прозы тип героя-наблюдателя. Он продолжает в его творчестве вереницу “задумавшихся”, “усомнившихся” и ищущих смысла жизни героев. “У меня без истины тело слабнет…” — отвечает он на расспросы землекопов. Все имущество Вощева умещается в мешок, который он постоянно носит с собой: туда он складывает “всякие предметы несчастья и безвестности” — палый лист, корешки трав, веточки, разную ветошь. За внешним чудачеством его “собирательства” стоит важная мировоззренческая установка: всякой вещи мира герой стремится продлить существование. Его фамилия — отзвук этой любви к веществу мира, к вещам разного веса и калибра. В то же время в ней угадываются фонетически близкие слова “вообще” и “вотще”, сигнализирующие о направлении поисков героя (он стремится открыть смысл общего существования) и о печальной безуспешности его всеобъемлющей заботы (поиски окажутся тщетными).

Источник: http://libaid.ru/katalog/p/platonov-andrej/3954-podrobnyj-analiz-kotlovan-platonov

Авторский стиль Платонова на примере повести «Котлован» | Литерагуру

В историю литературы Андрей Платонов вошел, как создатель нового прозаического стиля, вызывающе оригинального и резко отличающегося от других. Его манера письма настолько необычна, что сбивает читателя с толку и не дает к себе приспособиться, поэтому некоторые читатели не могут осилить даже школьный «Котлован».

Привыкнув к безупречно гладкой прозе Тургенева или к классически длинным толстовским предложениям, тяжело воспринимать абсолютно новаторский метод, отрешенный от всего исторического опыта, имеющегося у русской литературы.

Как инопланетянин, стиль Платонова не имеет аналогов и связей с нашим миром, будто не выдуман, а привезен из неведомых стран, где действительно так общаются.

Своеобразие авторского стиля Андрея Платонова

Основной авторский стиль Платонова нередко называется «косноязычным» потому, что автор нарушает языковые нормы, привычные связи между словами, нанизывая морфологические, синтаксические и семантические ошибки друг на друга.

Многим может показаться, что перед ними не великие русские романы и повести, а неуклюжие опыты бездарного студента, который понятия не имеет о правилах русского языка. Однако формальные стилистические нарушения таят в себе множество  новых смыслов и создают эффекты, наиболее точно отражающие идейно-тематическое содержание.

Художественный мир Платнова построен на специфическом новоязе, как тоталитарное государство Оруэлла. Для новых идей появились новые формы. Именно их мы проанализируем на примере повести«Котлован».

Анализ повести Платонова «Котлован»

Многие люди искренне не понимают, зачем Платонов используем лишние, нелепые дополнения. Но чтобы осознать их целесообразность, нужно очистить зашоренное сознание и подумать, что хотела сказать автор.

 Рассказывая о главном герое Вощеве, писатель замечает, что «в день тридцатилетия личной жизни» его уволили с завода. Откуда здесь слово «личной»? Видимо, личная жизнь противопоставлена неличной, общественной, коллективной.

Это указывает на отчужденность Вощева, его неприкаянность и чудаковатость: в то время, как все работают и живут заодно, в стае, в единстве племени, герой отбился от общества, летая в облаках. За «полеты» в рабочие дни его и выгнали.

Вот так вся история и главная проблема героя были рассказаны в одном предложении, которое так подходит своему герою: такое же нелепое и чудаковатое.

Главная идея и основные темы повести «Котлован»

В формате утопий Платонов часто размышлял над тем, может ли личность стать лишь элементом общества, отказавшись от индивидуальности и права на нее, если на кону стоит всеобщее благо? Он не борется против догматов социализма и коммунизма.

Он боится их уродливого воплощения в жизнь, ведь истинного смысла теории никогда не поймешь без ее практического применения (страх полного слияния людей в безличную, бесчувственную массу – главная тема в повести «Котлован»). Потому Вощев в праздник личной жизни вычеркивается из общественной.

Ему изначально ставится ультиматум: полностью влиться в коллективное сознание или выживать самостоятельно, не рассчитывая на поддержку социума и его внимание. Однако индивид не просто увольняется, а «устраняется с производства». «Устраняют» дефект, поломку, загрязнение, но никак не человека.

Как следствие, он сомневается в новом строе. Именно поэтому многие его произведения были опубликованы лишь в период перестройки.

Образ Вощева в повести «Котлован»

Точное указание возраста Вощева тоже имеет смысл. Во-первых, автору было 30, когда он написал «Котлован», во-вторых, это так называемый «возраст Христа», который носит светское наименование «кризис среднего возраста». Человек не молод и не стар, чего-то добился, но этого мало, а лучшая пора жизни безвозвратно утеряна.

Он сомневается и мечется, пока еще не поздно все изменить к лучшему и найти ответы на самые глобальные и сложные вопросы. Именно «посередине жизни в сумеречном лесу» Данте заблудился и отправился на поиски себя.

Символический возраст наделяет героя Вощева беспокойной натурой, сосредоточенной на философских вопросах, чего уже достаточно, чтобы устранить человека с производства нового мира.

Языковые особенности в повести Платонова «Котлован». Примеры из текста

Первый абзац «Котлована» состоит из канцелярских штампов.

Так автор обыгрывает и осмеивает бюрократический налет на бытовом языке неграмотных современников,  которые не понимали значения этой казенщины.

Платонов не просто копирует клише, а расшатывает штамп изнутри, оставляя лишь общий принцип построения и заменяя суть: «Вощев получил расчет вследствие роста слабосильности в нем и задумчивости».

Во втором абзаце вместе с маргинальным героем приходит традиционная поэтическая лексика: «деревья бережно держали жару в листьях», «скучно лежала пыль на безлюдной дороге». Но Вощев – дитя эпохи, об этом автор тоже не устает напоминать: «в природе было тихое положение» — канцелярский термин, но лишенный привычной семантики.

Жизнь человека приравнивается к существованию вещи, которая к тому же национализирована государством. Получается, человек находится под тотальным контролем и в невообразимой принудительной  аскезе без веры: например, радость Вощеву «полагалась» редко.

Андрей Платонов: интересные факты из жизни и литературы

Таким образом, «косноязычие» стиля Платонова не пустая экспрессия и не новаторство, как самоцель. Это смысловая необходимость. Языковые эксперименты позволяют ему пересказать содержание десятитомника описаний в одной повести. К сожалению, его опасения, виртуозно сформулированные в «Котловане», не были напрасны или хотя бы преувеличены.

Его единственный сын оказался задержан и 2 года без вины просидел в тюрьме в ожидании, пока его дело рассмотрят. Его отпустили, но он уже был неизлечимо болен туберкулезом, которым заразил всю семью. В результате, без денег и ухода в своеобразной изоляции от общества (никто не давал им работать и писать) все Платоновы вскоре умерли.

Такова была цена стиля, с триумфом вошедшего в историю литературы.

Источник: https://LiteraGuru.ru/avtorskij-stil-platonova-na-primere-povesti-kotlovan/

Художественное своеобразие произведения А. Платонова Котлован

Художественное своеобразие произведения А. Платонова «Котлован»

Автор: Платонов А.П.

Желанием исследовать одну из самых сложных проблем XX века — проблему приобщения человека к новой жизни — проникнута трагическая мистерия о коллективизации, созданная Андреем Платоновым необычайно быстро: с декабря 1929 по апрель 1930 года, так же, как создавался роман Николая Чернышевского “Что делать?”, тоже написанный на злобу дня. Теперь, когда мы знаем многочисленные произведения, посвященные коллективизации, мы можем с полным правом сказать, что процесс этот сложный, неоднозначный. В “Котловане” автор разбивает миф о светлом будущем.

Исторический и литературный контекст повести — “политика сплошной коллективизации” и “ликвидации кулачества как класса”. Мы встречаемся здесь и с философской обобщенностью, и с глубокой мифологизацией жизни: рабочие роют котлован под фундамент “общепролетарского дома”, в котором должно потом счастливо жить новое поколение.

Задумался о смысле жизни и рабочий Вощев, уволенный с маленького механического завода, потому что устрашился от производства “среди общего темпа труда”. Задумался о том, что ему “без истины трудно жить”.

Он тоже попадает на рытье котлована: ему очень хочется “выдумать что-нибудь вроде счастья, чтобы от душевного смысла улучшилась производительность”. Вощев — это народный мыслитель, “сокровенный человек”, странник, “не движущийся в соответствии с генеральной линией”, а имеющий свою дорогу в жизни.

Может быть, он первый понимает, что котлован — это новое рабство, оно основано на ритуалах новой веры: безоговорочном подчинении командам Сталина, приведшим к созданию тоталитарного государства. Он не видит к себе уважения со стороны рабочих или профсоюзных деятелей, которые советуют ему молчать.

И тогда он, замысливший переустройство мира романтик и мечтатель, горько бросает в лицо новым бюрократам: “Вы боитесь быть в хвосте: он — конечность, и сели на шею!.. Без думы люди действуют бессмысленно!”

Платонов уже с первых страниц определяет главные темы повести: исполнитель и творец, личное и общественное, уважение к достоинству человека и его жизни.

Ряд фонетических аналогий можно продолжить русской пословицей “попал как кур во щи” (в ощип), в которой центральным является звуковой комплекс “вощи” — от корня “вощ”, “воск”.

При внешней несовместимости и даже противоречивости всех этих значений в истории Вощева они сплетены воедино, взаимно дополняя друг друга: это связано и с психологическим миром персонажа — он собирает в мешок “всякую безвестность мира для памяти”, ищет смысл общего и отдельного существования — “план общей жизни”.

Сюжет русской пословицы в биографии Вощева получает грустно комическое воплощение: в колхозе имени Генеральной линии активист ставит Вощева на “куриное дело” — “перещупать всех кур и тем самым определить к утру наличие свежеснесенных яиц”.

Вощев согласился бы снова ничего не знать и жить без надежды в смутном вожделении тщетного ума, лишь бы девочка была целой, готовой на жизнь, хотя бы и замучилась с течением времени”.

Платонов употребляет в повести “юродивый”, изломанный язык — результат смещения, сдвига нормативных лексических и синтаксических отношений. Язык этот рассчитан не на понимание, а на запоминание, смысл слов выхолащивается.

Здесь применяются политические маркированные слова-ярлыки, идеологически окрашенная лексика: “отправить на коллективизацию”, “узкими масштабами строиться”, “в одном колхозе горюешь”. Это партийные агитки и лозунги, применяемые на Организационном Дворе по отношению к кулакам: “Какое я тебе лицо? Я никто: у нас партия — вот лицо!..

Умирая, она просит позаботиться о Мишке Медведеве. И тогда срабатывают метафоры “работать как зверь” и “медвежья услуга” — так проявляется в повести одна из сокровенных платоновских идей.

Умирает девочка Настя — уходит от людей в будущее, все дороги ведут в “Котлован” — к всемирному сиротству, бездомности.

Раз нет у людей дома (они даже спят в гробах и готовят их себе “впрок”, что уже само по себе бесчеловечно), значит нет связующего звена между поколениями, нет уюта, гармонии, покоя.

И тот дом, который они должны были построить для светлого будущего, превращается в могилу ребенка, в могилу людей. В притчевой форме, мудро и ненавязчиво, Платонов, как мне кажется, дает нам понять, что насильно загонять человечество в счастье нельзя.

Тогда вместо обещанного рая мы можем получить нечто противоположное. Это повесть-предупреждение о том, что ложные идеи могут загубить тысячи людских жизней и стать трагедией народа. Наверное, народ наш научился извлекать уроки из своего исторического прошлого.

Источник: http://MirZnanii.com/a/358312/khudozhestvennoe-svoeobrazie-proizvedeniya-a-platonova-kotlovan