Анализ поэмы пушкина руслан и людмила

Анализ поэмы «Руслан и Людмила» Пушкина: суть, смысл, идея, особенности

«Руслан и Людмила». ИллюстрацияА. П. Могилевского

Поэма «Руслан и Людмила» является одним из самых известных произведений выдающегося русского поэта А. С. Пушкина.

В этой статье представлен анализ поэмы «Руслан и Людмила» Пушкина (суть, смысл, идея произведения и его особенности).
Смотрите:
Краткое содержание поэмы «Руслан и Людмила»
Все материалы по поэме «Руслан и Людмила»
(статья А. Л.

Слонимского «О поэме «Руслан и Людмила»)

«Пушкину было двадцать лет, когда он окончил свою поэму «Руслан и Людмила». Поэма имела успех необыкновенный. Молодежь была в восторге от пушкинской поэмы. За Пушкиными установилось прозванье «певца Людмилы и Руслана».

Сказки причудливо сплетались в пушкинской поэме с былинами, образуя гармоническое целое, объединенное общей мыслью.

Добрые и злые волшебники, похищение красавицы Людмилы, шапка-невидимка, живая голова великана, меч-кладенец, воскрешение Руслана при помощи мертвой и живой воды, волшебное кольцо, пробуждающее Людмилу от очарованного сна, — все это пришло из сказок и было переработано творческой фантазией поэта.

В то же время Руслан — типичный богатырь из русских былин. Подвиг Руслана, рассеявшего в один миг полчища осаждающих Киев печенегов… живо напоминает подвиги Ильи Муромца… Былины обычно начинаются с описания происходящего у князя Владимира «пира-пированьица»; такое же начало мы видим и в поэме Пушкина.

Он с сочувствием рисует Владимира Красное Солнышко… Но поэт сохраняет тот оттенок иронии, с каким Владимира изображают былины. Былинный Владимир радушен, гостеприимен, но он же и своенравен, порой несправедлив, а в минуту опасности — беспомощен. Таков же и пушкинский Владимир.

Он несправедливо гневается на Руслана за то, что он не сумел «сберечь жены своей», и нарушает данное ему слово, обещая руку Людмилы тому, кто ее отыщет. Когда на Киев нападают печенеги, князь Владимир не принимает никакого участия в защите города, полагаясь на богатырей, и стоит уныло…

В былинном Владимире черты князя древних времен смешиваются с чертами царей более позднего времени, отразившимися особенно ярко в сказках, где цари всегда изображаются в ироническом свете. Это смешение чувствуется и у Пушкина.

Кроме сказочно-былинного содержания поэмы, новостью был и самый ее язык — свободный, простой, близкий к живому народному языку. Пушкинская поэма изобилует такого рода народными выражениями. Никто до Пушкина не умел так хорошо владеть нарожной речью.

Если именно эта народная сторона и обеспечила успех «Руслана и Людмилы» в передовых кругах общества, то среди литературных староверов, сторонников изысканной дворянской литературы, она вызвала негодование.

Поэма Пушкина, основанная на сказках и былинах, была, однако, совсем не подражанием, а совершенно самостоятельным произведением, отражавшим и пылкую, свободолюбивую личность автора и современную историческую эпоху. Даже уносясь на «крыльях вымысла», поэт… не забывал о земле. Русская действительность постоянно напоминала о себе, прорываясь сквозь фантастическую ткань рассказа и сказываясь в отступлениях — то лирических, то иронических. Автор все время присутствует в своем произведении, как это было потом и в «Евгении Онегине».

По замыслу поэта «Руслан и Людмила» — героическая поэма, подводящая итоги патриотическим настроениям 1812 года. В образе Руслана…

намечены черты русского народного характера, столь ярко проявившиеся в 1812 году: спокойное мужество, решительность, находчивость и вместе с тем терпение в бедствиях, великодушие к побежденному врагу, доверчивость. Победа Руслана над Черномором изображается как торжество «русской силы».<\p>«Преданья славы и любви» — вот основной предмет поэмы, по собственному определению Пушкина.

Годы, когда Пушкин писал «Руслана и Людмилу», были временем развития дворянского революционного движения и возникновения тайного общества декабристов. Революционные симпатии поэта не могли так или иначе не отразиться и в его сказочно-былинной поэме… Вся поэма представляет собой картину борьбы с «кознями вероломства»…

Торжество правды над коварством, злобой и насилием составляет глубоко гуманистическую мысль поэмы.

Из народных сказок и былин Пушкин извлек то, что должно было найти живой отклик в сердцах декабристов и всех передовых его современников. До Пушкина поэмы серьезного содержания обычно писались тяжелыми, тягучим, так называемым «александрийским стихом», с однообразными парными рифмами.

Плавный, музыкальный стих «Руслана и Людмилы», не стесненный правильным чередованием рифм, отражавший малейшие душевные движения, дополняет очарование поэмы. Пушкин имел полное право сказать, что взял свою «сказку», как он называл «Руслана и Людмилу», из того сказочного мира, где «русский дух», где «Русью пахнет». Эта «сказка» совершила огромное дело. Она открыла народной поэзии доступ в большую литературу, внесла в нее новую, живую струю и сблизила литературу общественных верхов с языком и чувствами народа.»

(А. Л. Слонимский, статья-послесловие «О поэме «Руслан и Людмила», книга «Руслан и Людмила», 1969 г.)

***

(неизвестный автор, статья в журнале «Галатея», 1839 г.) 

«Руслан и Людмила», по нашему мнению, одно из лучших поэтических произведений Пушкина, — это прелестный, вечно свежий, вечно душистый цветок в нашей поэзии. В этом создании наш поэт почти в первый раз заговорил языком развязным, свободным, текучим, звонким, гармоническим… Действие в этой поэме истинно художественное; оно не запутано, просто, поэтически естественно и мастерски оживленно, расцвечено разнообразием, мастерски сосредоточенным в единстве… Людмила похищена Черномором. Здесь начинается действие поэмы; Руслан отправляется искать своей супруги. Дорогой он освобождается от двух соперников, от Рогдая, которого победил на поединке, от Ратмира, который, влюбившись в пастушку, забыл про Людмилу. Покровительствуемый волшебником Финном, он отыскивает Черномора, лишает его силы волшебства, и едет со своею Людмилой в обратный путь. Но тут встречается новое препятствие: Фарлаф, третий соперник, руководимый Наиною, убивает его. Казалось бы, все кончилось, и цель осталась бы недостигнутою; но Финн вспрыскивает Руслана мертвою и живою водою, — и Руслан снова на коне — с карлом за плечами; он приезжает в Киев, разбивает печенегов, является в княжеских палатах, пробуждает волшебным кольцом долго спавшую Людмилу… Характеры в «Руслан и Людмила» определенны, индивидуальны и развиты, сколько позволял объем поэмы; нельзя сказать, что каждый из них резко обрисован, но этого нельзя строго требовать от нашего поэта, — он почти первый у нас выступил на эпическое поприще и, к чести его должно сказать, первый вывел на сцену к «Руслану и Людмиле» людей, а не тени. Эпические характеры, в каком бы то ни было государстве, образуются веками и переходят из поколения в поколение, из поэмы в поэму. Заслуги Пушкина в отечественной словесности велики, но они были бы еще больше, значительнее, если бы, не поддаваясь чуждому влиянию, он остался верным первому своему направлению… Форма «Руслана и Людмилы» чисто ариостовская, самая приличная для живого рассказа, для обрисовки событий полуважных, полусмешных. Она заимствована итальянцами у арабов — это снимок с «Тысячи и одной ночи». Здесь поэт не связан условиями так называемых классических поэм; он, говоря собственно, не поет, а рассказывает. Так и должно быть, — время древнего эпоса прошла невозвратно; цель его была религиозная и политическая, цель новейшего эпоса — просто забава воображения, отдых ума, утомленного так называемою положительностью.  Одно только показалось нам странным: Пушкин пересказывает сказку кота, а между тем в некоторых отступлениях сам является на сцену и говорит от своего лица… …Даже если это большая погрешность, то она искупается великими красотами изложения, очаровательным слогом, этим чудесным колоритом Рафаэлевых картин. Жаль только, что Пушкин, принадлежавший прежде к школе пюризма, позволил иногда себе небрежности в слоге, оттого во многих местах нет единства тона, колорита. Неприятно встречать у него некоторые усечения, которые в легкой поэзии отзываются жесткостью в слухе; еще неприятнее видеть вместе со словами чисто русскими, взятыми из обыкновенного общественного быта, слова церковно-славянские… Есть в «Руслане и Людмиле» и другого рода погрешности, погрешности против слога, есть прозаические стихи… …[«Руслан и Людмила»] это один из прелестнейших цветков в цветнике нашей поэзии.»

(журнал «Галатея», 1839 г., часть 3-я, №№19, 20) 

Это были материалы с анализом поэмы «Руслан и Людмила» А. С. Пушкина (суть, смысл, идея, особенности произведения).

Смотрите:
Краткое содержание поэмы «Руслан и Людмила»
Все материалы по поэме «Руслан и Людмила»

Источник: http://www.literaturus.ru/2018/04/analiz-ruslan-i-ljudmila-pushkin-sut-smysl-ideja.html

Подробный анализ поэмы «Руслан и Людмила» Пушкина

Место поэмы «Руслан и Людмила» в литературном процессе 1820-х годов и в творчестве поэта. Исторические и литературные источники поэмы. Новаторство Пушкина. Мир героев и мир автора.

«Руслан и Людмила» не только первая поэма Пушкина, но и первая его книга, вышедшая в свет в конце июля или начале августа 1820 г. уже в отсутствии Пушкина, высланного из Петербурга в мае.

Поэма сразу же после выхода стала объектом бурной полемики.

Критики, антикритики, перекритики, как называли в то время дискуссионные выступления, свидетельствовали о том, что пушкинское творение стало важным явлением русского историко-литературного процесса начала 1820-х годов и стимулировало постановку проблем национального эпоса, народности, традиции и новаторства, нового слога, поэмного героя, стиха эпической поэзии. О том, что молодой Пушкин следил за этой критической битвой, свидетельствует предисловие ко второму изданию, в котором он изложил некоторые суждения своих зоилов и иронически ответил на некоторые их вопросы.

В том же предисловии читаем: «Он [автор] начал свою поэму, будучи ещё воспитанником Царскосельского лицея, и продолжал ее среди самой рассеянной жизни». Факты творческой биографии «Руслана и Людмилы» не подтверждают этого свидетельства: основной текст поэмы был написан в петербургский период: с 1818 по 1820 г.

Черновой вариант поэмы был завершен «26 ночью» (как указано в рукописи), а наутро В.А. Жуковский, прослушав уже оконченную вчерне шестую главу поэмы, подарил ему свой портрет (рис. Эстеррейха) с надписью: «Победителю-ученику от побежденного учителя в тот высокоторжественный день, в который он окончил свою поэму Руслан и Людмила». 1820 марта 26 великая пятница».

И хотя работа по перебеливанию еще продолжалась, точка была поставлена.

Именно в недрах этого общества, его атмосферы буффонады и галиматьи, споров о национальной эпопее, о русской поэме автор «Руслана и Людмилы» черпал творческую энергию для своей победы. И, конечно, его учителем и наставником, как это будет нередко в его жизни, был Жуковский. Именно он в 1813—1816 гг. пытается создать «русскую поэму» на сюжет древней истории из времен Владимира.

Опираясь на материалы «Истории государства Российского» Карамзина, он не расстается с этой идеей до 1818 г.

Исследование многочисленных планов «Владимира» показывает, сколь тщательно готовился «русский балладник» к созданию поэмы, сколь обширен был круг его источников (от Гомера до русских былин и «богатырских поэм»). Не исключено, что именно в 1818 г. Жуковский лично благословил на эту работу Сверчка (арзамасское прозвище Пушкина) и, возможно, познакомил его со своими планами «Владимира».

Обратившись к этой же эпохе русской истории, почерпнув материалы из «Истории государства Российского» Карамзина, о чем свидетельствуют имена соперников Руслана, Пушкин с честью выполнил арзамасское задание. Но он написал не просто «поэму русскую», о которой мы читаем в стихотворной переписке арзамасцев Воейкова и Жуковского.

Так, в ответ на призыв Воейкова: «Напиши поэму славную, // В русском вкусе повесть древнюю…» — Жуковский в послании от 29 января 1814 г дает поэтический план своей поэмы, который предвосхищает пушкинский замысел. Уже его общий абрис напоминает опорные моменты «Руслана и Людмилы» (начало, история Ратмира).

Образы богатыря Добрыни, его сражений, тоска девицы-красы, ручей с живой водой, косматый людоед Дубыня, русалки хохот, леший козлоногий и т.д. — все это было знакомо «юному чудотворцу», «победителю-ученику».

И он не прошел мимо уроков «побежденного учителя», но его поэма открывала новые пути, казалось бы, столь уже традиционного жанра национальной эпопеи.

Уже первые критики поэмы, а затем и профессиональные литературоведы-пушкинисты были настойчивы в отыскании источников, на которые мог опираться Пушкин при работе над поэмой.

Кроме «Истории государства Российского» Карамзина, многочисленных памятников фольклора и лубочной литературы (в частности, сказка о Еруслане Лазаревиче), назывались имена Ариосто, автора поэмы «Неистовый Роланд», Вольтера с его «Орлеанской девственницей», Лафонтена, Оссиана, Парни, Антуана Гамильтона, Виланда, представителей русской «богатырской поэмы» (А. и Н. Радищевы, Н. Карамзин, Н. Львов, Г. Каменев, А Востоков, Херасков), массовой беллетристики XVIII в., конечно же, создателя «Душеньки» И. Богдановича и Жуковского, прежде всего автора «Двенадцати спящих дев». Перечень совпадений, мотивов, образов, повествовательных приемов, обнаруженных исследователями, мог бы занять множество страниц. Да и сам Пушкин не скрывал этого, иногда прямо отсылая к тем или иным источникам.

Создается впечатление, что это был сознательный творческий прием. Устойчивые литературные мотивы, как и рассказанная история, — «Дела давно минувших дней, // Преданья старины глубокой…

» Эти слова — стихи из Оссиана не случайно «окольцовывают» основной текст поэмы (кстати, и текст первой публикации): определялась некоторая дистанция между объектом и субъектом повествования.

«Дела» и «преданья» вводились молодым поэтом в новую историческую и литературную реальность, наполняясь новым содержанием и иной поэтической атмосферой.

Эпоха национального самосознанья актуализировала тему русской истории и русского богатырства. Подвиги Руслана, его битва с печенегами, освобождение Киева воспринимались как недавнее прошлое.

История верности и любви Руслана и Людмилы, преодолевших нешуточные (хотя и часто шутливо описанные) препятствия, воспринималась как живое явление вечной жизни. Оба героя были окроплены «живой водой» молодости.

Они не только юны по возрасту (Людмиле—17 лет, ненамного старше и Руслан), они молоды и современны своим мироощущением. В контексте любовных перипетий соперников Руслана, любовных интриг Наины история Руслана и Людмилы обретает свой нравственный смысл.

Руслан «уныньем как убит», «Томился молчаливо, // И смысл и память потеряв» после похищения Людмилы, «со вздохом витязь вкруг себя // Взирает грустными очами», «Наш витязь в трепете веселом его схватил…» — во всех этих и других ситуациях пушкинский герой страдает, сражается, грустит, озорует и весь во власти любви.

Сродни ему и Людмила, «милая Людмила», «моя Людмила». Она в отличие от своих «эпических» предшественниц не пассивна. Ей в поэме уделено не меньше места, чем герою. Она озорна, кокетлива, любопытна.

Она готова «утонуть в волнах», не «жить на свете боле», умереть среди садов Черномора, но природа берет свое: «Подумала — и стала кушать». Она отвергает всякое покушение Черномора на свою честь с такой решительностью, что «седой карла» забывает свою шапку.

Ее манипуляции с волшебной шапкой: «А девушке в семнадцать лет // Какая шапка не пристанет!» — достойны нескольких десятков стихов. И отвечая на вопрос: «Что делает моя княжна, // Моя прекрасная Людмила?», поэт передает спектр ее настроений: «Она, безмолвна и уныла…», «О друге мыслит и вздыхает…

», «К родимым кочевым полям // В забвенье сердца улетает», «Людмила ими забавлялась // В волшебных рощах иногда», «Томилась грустью и зевотой…», «Нередко под вечор слыхали // Ее приятный голосок…»

Молодой поэт пишет о молодых героях, воспевает молодость, сам резвится и озорует. И по старой канве эпической традиции он вышивает новые узоры.

Используя повествовательные приемы своих предшественников, он обрывает сюжет в самые напряженные моменты, переходит от одной истории к другой («Друзья мои! а наша дева? // Оставим витязей на час», «Оставим юного Ратмира Руслан нас должен занимать»), начинает каждую песню с шутливых вступлений, не чуждается иронических комментариев (таков, например, вызвавший особую неприязнь критиков пассаж из второй песни о пастухе, «султане курятника спесивом», который «…сладострастными крылами // Уже подругу обнимал…», и сером коршуне, унесшем бедную жертву — «трусливую курицу»). И все эти, казалось бы, известные и традиционные нарративные стратегии пушкинских предшественников погружены в другой контекст.

Пушкин прежде всего адресует свою поэму «Руслан и Людмила» молодым (неслучайно один из критиков произведения А.Г. Глаголев сразу же попал в разряд «литературных критиков», которыми «уже все слободы Москвы наполнились»).

Обращения «друзья мои», «добрый мой читатель», «о друзья», «читатель», «други», «о друг мой нежный», «милая подруга», «друг мой милый», номинация главных героев: «наш витязь», «наша дева», «моя прекрасная Людмила», «добрый витязь наш», «витязь мой», «моя княжна», «моя Людмила», «славный витязь мой», определения своего дара: «стихи мои», «моя непостоянная лира», «стих мой, сердцу внятный», отступления с рассуждениями о критиках, о поэтической традиции: «Я не Гомер Милее, по следам Парни, //Мне славить лирою небрежной // И наготу в ночной тени, // И поцелуй Любови нежной!» — все эти приемы адресации текста были не новы, но они сопрягали историю и современность, героев, автора и читателей, материал и его осмысление. Игра стилями сама рождала новый стиль — живого, раскованного повествования.

Исторический сюжет, исторический колорит, связанный с образом Владимира и древнего Киева, казалось, были лишь фоном, композиционным обрамлением поэмы (ведь о Владимире говорится только в начале и конце повествования).

Битва с печенегами, занявшая целых 75 стихов, — образец батальной поэзии, предвосхищающий своей энергетикой знаменитый Полтавский бой, — завершает героические деяния Руслана, а вместе с тем поэмный сюжет любви героев получает эпическое дыхание и размах.

Объем поэмы Пушкина «Руслан и Людмила» по всем меркам и канонам эпических образцов несоизмерим с ними: всего каких-то 2812 стихов и 6 песен. В «Неистовом Роланде» — почти 40000 (46 песен); у Вольтера около 10000 стихов (21 песня).

Даже в «Душеньке» Богдановича, считавшейся верхом изящества — около 3200 стихов.

И в этом лаконизме «Руслана и Людмилы» своя глубокая содержательность: разнообразный материал, пересекающиеся истории так переплетены и сопряжены, что воспринимаются на одном дыхании, а сферы контакта с читателем, образ авторского «я» максимально приближены в этом сгущенном пространстве.

Поэт и критик пушкинского времени С.Е. Раич, считавший «Руслана и Людмилу» уже в конце 1830-х годов чуть ли не лучшим его творением, дал замечательную по точности наблюдений оценку структуры поэмы. «Единство есть центр, — писал он, — разнообразие — лучи, разбегающиеся от центра и стремящиеся к окружности, к периферии.

Разнообразие и единство представляют в поэме две силы — центробежную и центростремительную и находятся точно в таком же отношении друг к другу».

«Единство» поэмы Пушкина определяется образом автора. «Я» в «Руслане и Людмиле» — лицо активное и мирозиждительное. Он творец текста как реальности, он организатор атмосферы и настроения, он своеобразный культмассовик-затейник, втягивающий своих читателей в веселую и озорную литературную игру, в разгадку шарад.

Текст поэмы не является для поэта чем-то статичным. Он его обновляет, совершенствует. Эпилог добавляется к тексту первого издания, но эпилог создается раньше пролога.

Во втором издании появляется обширное прозаическое предисловие, изъятое из последней прижизненной публикации. Сравнение черновой редакции и печатного текста 1820 г.

, первого и второго издания показывает направление пушкинской правки по совершенствованию смысла поэмы. Эпилог, написанный уже в Южной ссылке, — выводил поэму в новое жизненное пространство:

Ищу напрасно впечатлений:

Она прошла, пора стихов,

Пора любви, веселых снов,

Пора сердечных вдохновений!

Восторгов краткий день протек —

И скрылась от меня навек

Богиня тихих песнопений…

Поэт искал новые горизонты, и его образ был устремлен в будущее. В эпилоге он прощался с тем лирическим «я», которое обретало уже новые черты.

Пролог «У лукоморья дуб зеленый…» — самая поздняя пристройка к зданию поэмы с хрестоматийным стихом «Там русский дух… там Русью пахнет!» — одновременно и вступление к поэме, и ее резюме. Созданный, вероятно, уже в Михайловском или, может быть, даже после возвращения из ссылки, для издания 1828 г., он ретроспективен.

Сказки «кота ученого» — импульс для творческой фантазии поэта: «Одну я помню сказку эту // Поведаю теперь я свету…» Поэма «Руслан и Людмила» Пушкина теперь обретает статус «сказки», и в свете «поэзии действительности» это не кажется странным.

Пролог придавал поэме новое звучание: он выявлял ее значение как этапа национального искусства и становления идей народности в литературе. О месте и значении этих компонентов текста точно сказал Н.Н. Скатов: «Подобно тому, как пролог к поэме стал подходом к ней уже из другого времени, в другое время уходил от поэмы эпилог.

Текст поэмы «Руслан и Людмила» Пушкина был таким же живым организмом, как и ее содержание. Самодвижущаяся реальность, идея исторического развития открывала движение от «Руслана и Людмилы» к «Евгению Онегину».

И когда в первой главе романа, представляя своего героя, автор обращался к «друзьям Людмилы и Руслана», он имел в виду не столько преемственность литературных героев, сколько генетическую связь повествовательных структур.

«Даль свободного романа» он ощущал в поэтике единства и разнообразия своей первой поэмы.

Поэма «Руслан и Людмила» буквально ворвалась в литературную жизнь 1820-х годов. О ней спорили, ее обвиняли во всех смертных грехах: и в «мужицких романах», в грубости и неправильности стиля. Но было очевидно: это «юный гигант в словесности нашей».

«Кто сушит и анатомит Пушкина? Обрывают розу, чтобы листок за листком доказать ее красивость. Две, три странички свежие, — вот чего требовал цветок такой, как его поэма.

Смешно хрипеть с кафедры два часа битых о беглом порыве соловьиного голоса» — так Вяземский возмущался педантизмом критических выступлений о поэме. И добавить к этому что-либо ещё трудно.

Источник: Янушкевич А.С. История русской литературы первой трети XIX века. — М.: ФЛИНТА, 2013

Источник: http://classlit.ru/publ/literatura_19_veka/pushkin_a_s/podrobnyj_analiz_poehmy_ruslan_i_ljudmila_pushkina/53-1-0-1647

Анализ поэмы «Руслан и Людмила» Пушкина А.С

Поэма «Руслан и Людмила» является важнейшим этапом в развитии творческой манеры Пушкина, а также его идейно-эстетических взглядов. В первую очередь это выразилось в общей критической направленности произведений Пушкина той поры по отношению к романтической эстетике. Наряду с такими произведениями, как «Домик в Коломне», «Граф Нулин», «Повести Белкина» и др.

, основной пафос поэмы «Руслан и Людмила» направлен на развенчание романтической эстетики и индивидуалистической мировоззренческой системы, которая являлась основой романтической эстетики. Противопоставляя романтическому надрыву реалистичесий взгляд на мир, Пушкин утверждал «торжество естества». Суть его взглядов можно выразить следующим: 1.

Человек есть органичная часть природы, всего, что его окружает, и подчиняется тем же законам, что и все живое; 2. Человек может быть счастлив только следуя природе, своей истинной натуре, а не противостоя ей и отрицая ее; 3.

Истинная природа человека, как и мир в целом, прекрасны по своей сути, радость и счастье являются естественным состоянием человека, а также всего живого, бытие уже само по себе есть великий дар и является достаточным основанием для счастья.

Именно через призму этих взглядов (которые во многом сходны с мировоззренческими установками эпохи Возрождения) Пушкин рассматривает все стороны человеческого бытия. Выражаясь метафорически, вполне можно сказать, что для русской литературы Пушкин и был Возрождением.

Для Пушкина священен естественный ход вещей, для него не является трагедией старение или смерть, для него прекрасен любой возраст, так как на смену пылкой юности неизбежно приходит умеренная зрелость и мудрая старость.

В любви для Пушкина нет ничего необычного или исключительного, для него это естественное состояние души — «Пришла пора — она влюбилась» — говорит он о Татьяне в «Евгении Онегине». Любовь приходит как нечто естественное, органичное, а не как предвестник трагедии, как это представляется у романтиков (см. выше, о лирике Пушкина).

У романтиков же мир изначально плох, так как не может удовлетворять идеальным представлениям личности о нем. Противоречия неизбежны, сильная личность обречена на одинокое противостояние миру, а подчас и смерть в борьбе с ним. Романтики, отрицая мир, пытались конструировать некую его замену — своего рода идеальный мир (как правило, экзотический, т. е.

контрастно отличающийся от обычного — южная буйная природа, океан, экзотические страны и проч., т. е. то, что получило в литературоведении название «местного колорита» — напр., Байрон с его путешествиями в экзотические страны; или мир «потусторонний», скрытый от взглядов людей обычных, обывателей, и вход в который доступен только личностям исключительным, мир «трансцедентный» (по Шеллингу), — напр., произведения Гофмана,.

Творчество Пушкина, в особенности этого периода, носит ярко выраженный антиромантический характер (романтизм в то время был определяющим направлением в русской и западной литературе). Создавая свои произведения, Пушкин открыто полемизирует с романтиками, и довольно часто пародирует их.

Именно в этой связи становится понятным тот прием, который Пушкин будет широко использовать в своих произведениях позднее, — а именно, лирические отступления.

Впервые этот прием масштабно возникает именно в «Руслане и Людмиле», а затем разворачивается в полной мере в «Евгении Онегине» (первые главы которого были написаны в тот же период творчества и, безусловно, несли тот же полемический заряд). Пушкин поэтизирует быт, точнее даже было бы сказать «бытие» — обычное, не исключительное.

Любая деталь, любой эпизод оказывается достойным хвалебного слова — от дамских ножек до балов или предметов обихода. Для Пушкина нет «высоких» и «низких» предметов. Пушкин как бы намеренно показывает, что ему настолько интересен окружающий мир, весь, без исключения, что он подчас даже забывает о своих героях. Любая мелочь вызывает его живейший интерес.

Пушкин намеренно показывает нелепость этих попыток, подчас рисуя своих героев в пародийном ключе (так, о Евгении Онегине автор напрямую спрашивает сам себя «уж не пародия ли он»). Однако, пародируя своих персонажей, Пушкин любит их, так как даже их «романтические бредни» — суть проявление жизни, юношеского взросления и т. п.

He случайно многие герои Пушкина как бы «переболевают» романтизмом (Татьяна, Онегин), воспринимая своего рода прививку, обязательное условие дальнейшего возмужания.Антиромантический пафос характерен для большинства произведений Пушкина, хотя и разрешается он в разных произведениях по-разному.

В этом смысле генетическая связь «Руслана и Людмилы» и «Евгения Онегина» гораздо более сильная, чем может показаться на первый взгляд. И это, в первую очередь, находит выражение в достаточно большом удельном весе пародийности в первом произведении и во втором. Пародийность у Пушкина преследует двоякую цель.

Первое: как и в любой пародии, в произведениях Пушкина гиперболизируются и доводятся до абсурда принципы и основные положения того, что, собственно, пародируется (в данном случае — принципы романтизма). Это и стандартные сюжетные построения, характерные для романтиков (см. «Повести Белкина», «Домик в Коломне», «Граф Нулин» и проч.

), и приемы построения характеров, и манера воспроизводить пейзаж. Второе: пародийность, ироничность автора (в том числе и по отношению к себе и своим героям, что совершенно противоестественно для романтиков) создают общую жизнеутверждающую, радостную атмосферу произведений.

Это также очень важно, поскольку отражает сущность мировоззрения Пушкина, и вместе с тем противостоит общей нарочитой трагичности, свойственной произведениям романтиков.Предметом пародии в «Руслане и Людмиле», помимо перечисленного, является также и жанр произведения.Первое: у романтиков было весьма популярно обращение к истории, особенно средневековой (напр., немецкий романтизм).

Русский романтизм, который во многом питался западными соками и на первых порах развития представлял собой в основном переводную литературу, также воспринял эту тенденцию. Среди русских романтиков стало также весьма популярным обращение к историческим сюжетам (начиная с Карамзина и Жуковского).

Помимо исторических сюжетов романтики активно вводили в обиход наследие народно-поэтического творчества — мифы, легенды и т. д., напр. «Людмила», «Светлана», «Лесной царь» Жуковского. Освоение жанров народного поэтического творчества романтиками в основном касалось героических преданий и песней, былин, т. е. тех жанров, которые могли быть созвучны романтическому мироощущению.

Переосмысление и ассимиляция жанра сказки принадлежит именно Пушкину («Сказка о рыбаке и рыбке», «Сказка о царе Салтане», «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях», «Сказка о золотом петушке»), и в значительной степени П. П. Ершову («Конек-горбунок»).

То, что Пушкин обращается к жанру сказки, очень характерно именно в силу того, что мироощущение русских сказок во многом близко мироощущению Пушкина (по причинам, перечислявшимся выше). Это проясняет и вопрос о «народности» произведений Пушкина, а также сущность его взглядов на «народность» как на воплощение духа народа, его способа смотреть на мир, а не на определенный набор внешних атрибутов (такое понимание народности Пушкиным отмечал Белинский). Поэтому не случайно то, что выбирая в качестве жанра для своего произведения жанр исторической песни или былины (и по форме, и по персонажам, появляющимся в ней, — напр., князь Владимир, который является действующим лицом очень многих былин, — произведение Пушкина соответствует именно этому жанру), Пушкин буквально насыщает свое произведение сказочной атрибутикой, тем самым искусственно снижая па-фосность самого жанра исторической песни (былины). Этой же цели служат и Посвящение, и знаменитый зачин из Песни первой («У лукоморья дуб зеленый…»).Второе: сама структура произведения, разбивка не на главы, а на «песни», недвусмысленно указывает на романтическую традицию, которая активно эксплуатировала именно подобную структуру произведения (напр., «Дон Жуан», «Паломничество Чайльд Гарольда» Байрона) и которая пародируется Пушкиным.

Для того, чтобы наглядно показать вышеперечисленные приемы, используемые Пушкиным в произведении, наряду со стихотворными отрывками и кратким содержанием произведения, ниже приводится анализ нескольких характерных эпизодов.

Источник: http://lit-helper.com/p_Analiz_poemi_Ruslan_i_Lyudmila_Pushkina_A_S

Анализ поэмы Пушкина «Руслан и Людмила»

Наслаждениям молодого жизни Пушкин отдавался таким же захватом, как отдавался литературе, как отдавался высоким идеям и свободным мыслям. Интересно, что за весь 1818 г. он почти совсем не пишет писем, да и стихов пишет не так много. Ему явным образом не к ним. Он весь в кручении, в забавах и соблазнах большого города. 27 октября 1819 г.

он пишет ГГ. Б. Мансурову о своем образе жизни и говорит о шампанском, актрис, карты. Но сразу он говорит и об «Зеленой лампе»: «Зеленая лампа нагорила — кажется, гаснет — а жаль…». И здесь же делает политические признания: «Молвы мне о себе — о военных поселеньях. Это все мне нужно — поэтому, что я люблю тебя — и ненавижу деспотизм…».

Для Пушкина все это не разное, а части единого: вся эта жизнь. Он пьет жадно весь кубок жизни — весь, не выборочно; он все хочет укусит и подвергнуть испытанию. И ему, поэту, это окажется полезным: полнота его жизни ведет к полноте творчества

Первые два года пребывания Пушкина в Петербурге, сравнительно с больше поздними годами, не слишком заполненные творчеством.

Белинский был отчасти прав, когда говорил об «самобытных мелких стихах» Пушкина, которые «не сходят дальше 1819 года»19.

Жажда прямого познания жизни, интерес ко всяческим ее проявлениям на время замедлили творческую деятельность Пушкина. Замедлили, но не остановили. Он и теперь создает многому истинно поэтического в лирическом роде

От Державина в пушкинской оде «Вольность» особый, умеренно-архаический стиль, йй приподнятые торжественно-высокий язык. Еще совсем недавно Пушки пародировал Державина. Теперь он обращается к нему; потому что именно в нем, в него стихах видит обиде языки гражданской поэзии

Поэма-Сказка Пушкина основана на свободной поэтике. В этом мире поэтической воли Пушкина чувствует себя, как никто другой из него предшественников и современников, «власть имеющим». «„Руслан и Людмила»,- писал Кюхельбекер,- поэма, в которой, при всех ее недостатках, больше творческого воображения, чем всей другой современной россиянке словесности».

Сюжет поэмы — типично сказочный. Похищение невесты, поиски ее, мотив соперничества, пребывание героини в очарованном царстве, осуществление подвигов для ее спасения, счастливый конец — все это похоже на сказку.

Рассказ в поэме двигается характерно сказочными приемами, но по ходу его, внутри сюжета, происходит постоянное столкновение сказочного и самого повседневного, фантастического и бытового.

Уж он приблизился: тогдаКняжа из постели соскочила,Седого карлови за колпакаРукой быстрой схватила,Дрожащий занесла кулакаИ в страхе заверещала так,

Что всех арапов оглушила

Поэтическая затея и поэтическая шутка Мех — совсем не пустячок. Для него это всегда путь к этической воле и к художественным открытиям. «Руслан и Людмила», заметил Б. В.

Томашевский, «была поэмой, обращенной не к прошлому, а к будущему» 2В. Она намечала пути дальнейшего движения пушкинского гения.

Несомненно, что между первой пушкинской поэмой и его романом в стихах есть глубокая внутренняя преемственность, которая и сам Пушкин осознавал.

Она состоит перво-наперво в самых принципах художественного создания. Процесс одновременного разрушения и создания жанра, характерный для «Руслана и Людмилы», происходит и в «Евгении Онегине».

В «Евгении Онегине» Пушкина разрушает традиционные формы романа

Анализ поэмы Пушкина «Руслан и Людмила»

Источник: https://forege2015.blogspot.com/2015/05/blog-post_123.html

Анализ «Руслан и Людмила» Пушкин

«Руслан и Людмила» анализ произведения — тема, идея, жанр, сюжет, композиция, герои, проблематика и другие вопросы раскрыты в этой статье.

«У лукоморья дуб зеленый…» — строки, знакомые каждому с детства. Волшебный мир пушкинских сказок настолько прочно вошел в нашу жизнь, что воспринимается как неотъемлемая часть русской культуры. Поэма «Руслан и Людмила» была закончена Пушкиным в 1820 г., но вступление он дописал в 1825 г. в Михайловском. За его основу поэт взял присказку Арины Родионовны.

Вступление Пушкина к поэме продолжает древние традиции русского фольклора. Еще древнерусские гусляры начинали свои сказания с обязательной присказки, не имеющей прямого отношения к сюжету. Эта присказка настраивала слушателей на торжественный лад, создавала особую волшебную атмосферу.

Пушкин начинает свою поэму описанием таинственного лукоморья – загадочной местности, где возможны любые чудеса. «Кот ученый» символизирует древнего автора-сказителя, который знает невероятное количество сказок и песен.

Лукоморье населено множеством волшебных героев, собравшихся здесь из всех русских сказок. Среди них и второстепенные персонажи (леший, русалка), и «невиданные звери», и пока еще неодушевленная избушка на курьих ножках.

Постепенно перед читателем возникают и более значимые герои. Среди неясных видений появляются могучие «тридцать витязей» во главе с Черномором, символизирующие военную силу русского народа.

Главные положительные персонажи (королевич, богатырь, царевна) пока еще безымянны. Они являются собирательными образами, которым предстоит воплотиться в конкретной сказке.

Завершают волшебную картину основные отрицательные персонажи – Баба-Яга и Кащей Бессмертный, олицетворяющие зло и несправедливость.

Пушкин подчеркивает, что весь этот волшебный мир имеет национальные корни. Он непосредственно связан с Россией: «там Русью пахнет!».

Они по своему освещают действительность и помогают человеку различать добро и зло.

В финале присказки Пушкин утверждает, что сам побывал в лукоморье и слушал сказки «кота ученого». Он хочет поделиться одной из таких прекрасных сказок. Интригующее вступление поэта усиливает интерес читателей и нетерпение перед вступлением в волшебный мир народных преданий.

Источник: http://libaid.ru/katalog/p/pushkin-aleksandr/4164-analiz-ruslan-i-lyudmila-pushkin

Поэма А.С. Пушкина «Руслан и Людмила». Собирательная картина сюжетов, образов и событий народных сказок. Видеоурок. Литература 5 Класс

Александр Сергеевич Пушкин приглашает нас в мир славянского волшебства. Мы вчитываемся в строки, которыми открывается поэма Пушкина «Руслан и Людмила», и что-то пленительное, родное, таинственное и немного пугающее открывается нам в этих строчках:

«У лукоморья дуб зеленый (рис. 1);

Златая цепь на дубе том:

И днем и ночью кот ученый

Всё ходит по цепи кругом;

Рис. 1. Дуб зелёный (Источник)

Идет направо – песнь заводит,

Налево – сказку говорит.

Там чудеса: там леший бродит,

Русалка на ветвях сидит;

Там на неведомых дорожках

Следы невиданных зверей;

Избушка там на курьих ножках

Стоит без окон, без дверей;

Там лес и дол видений полны;

Там о заре прихлынут волны

На брег песчаный и пустой,

И тридцать витязей прекрасных

Чредой из вод выходят ясных,

И с ними дядька их морской;

Там королевич мимоходом

Пленяет грозного царя;

Там в облаках перед народом

Через леса, через моря

Колдун несет богатыря;

В темнице там царевна тужит,

А бурый волк ей верно служит;

Там ступа с Бабою Ягой

Идет, бредет сама собой;

Там царь Кащей над златом чахнет;

Там русской дух… там Русью пахнет!

И там я был, и мед я пил;

У моря видел дуб зеленый;

Под ним сидел, и кот ученый

Свои мне сказки говорил.

Одну я помню: сказку эту

Поведаю теперь я свету…» (рис. 2)

Рис. 2. Иллюстрация к строчкам из пролога (Источник)

Эти стихи кажутся простыми и прозрачными, но стоит помнить, что каждое слово у Пушкина, как правило, содержит какой-то секрет.

Рассмотрите слово лукоморье. Русский писатель Владимир Набоков с досадой рассказывал, как один раз иностранный переводчик перевёл это слово так «на берегу лукового моря».

Действительно, в слове лукоморье спрятались два корня лук и мор, а о – соединительная гласная между ними.

В древнерусском языке лукоморье – это изгиб, морская излучина, побережье, залив. А ещё словом лукоморье древние славяне называли особое пространство – центр Вселенной, то место, в котором растёт Мировое Древо.

Мировое Древо – это нечто вроде магического стержня, на котором держится Вселенная. Дерево это находится на пересечении двух земных пространств. Одно пространство – «своё» – знакомое, родное, а другое – неизведанное, мистическое и пугающее. Для древнего человека очень важным оказывается это противопоставление – своё и чужое.

По вертикали Мировое Древо тоже находится на пересечении двух пространств: мир небесный (ветви дерева как бы упираются в небо) и потусторонний (корни его уходят в мир тёмный) (рис. 3).

Рис. 3. Мировое древо (Источник)

И дуб в стихах Пушкина тоже не простой. Но всё же это не грозный страж между мирами, а символ русской древности, поэтического вдохновения.

Охраняет этот дуб непростое существо – кот учёный (рис. 4).

Рис. 4. Кот учёный (Источник)

Конечно, мы понимаем, что слово учёный вряд ли означает, что он дрессированный, скорее это кот, знающий человеческий язык, владеющий какими-то волшебными словами. У образа учёного кота есть свой славянский предшественник.

В славянской мифологии мы находим такое существо, как Кот Баюн (рис. 5).

Рис. 5. Кот Баюн (Источник)

Почувствуйте это слово. Рассмотрите однокоренные слова:

Кот Баюн – баюкать

                  – баюшки-баю

Все эти однокоренные слова восходят к праславянскому глаголу баять – говорить красиво, усыпляюще, убедительно.

В древней мифологии Кот Баюн – не просто сказочное, волшебное существо, но ещё и существо грозное и даже страшное. По поверьям древних славян, Кот Баюн обитает как раз в том месте (в центре Вселенной), в котором находится магическая сила.

У него настолько громкий голос, что слышно его за много-много вёрст (рис. 6).

Рис. 6. Кот Баюн (Источник)

Сам кот отличается небывалой силой. Одолеть его может разве что Иван Царевич, но и ему приходится очень постараться.

Чтобы не слышать чарующего убаюкивающего пения (это пение может погубить человека), Иван-Царевич надевает железный колпак, чтобы справиться с котом – железные рукавицы.

Таким образом, Ивану-царевичу удаётся победить чудище, доставить его во дворец к царю-батюшке, и там кот начинает служить царю: лечить убаюкивающим пением и рассказывать дивные сказки.

В сказке открывается перед нами мир древней славянской мифологии, и конечно, эта мифология языческая. Русь приняла христианство, но верования её ещё очень долгое время содержали в себе язычество.

Древнеязыческий миф основывался на противопоставлении «своего» и «чужого». «Свой мир» (благополучный, понятный, естественный, привычный) не содержал в себе тревожных, непонятных свойств. А мир потусторонний, конечно же, вызывал тревогу, ведь именно оттуда приходят оборотни, злые духи, ведьмы.

По мере того как языческие верования уходят, уходит и страх перед «чужим миром», и таким образом появляется сказка. В сказке уже герой может победить злую Бабу-Ягу, он уже может пойти в Тридесятое царство (а это как раз и есть тот «чужой мир») и вернуться живым и здоровым.

Сказка – это просветлённый, переосмысленный древний мир.

Герой отправляется за своей целью (это может быть какой-то волшебный предмет, это может быть Жар-птица или таинственная невеста), преодолевает некоторую границу.

В этом Тридевятом царстве ему встретятся необычные существа: волк-оборотень, Баба Яга (рис. 7), Кощей Бессмертный.

Рис. 7. Баба Яга (Источник)

Герой будет проходить испытания, в которых ему встретятся волшебные помощники, которые помогут ему справиться с нереальной задачей, поставленной перед ним. Таким образом, герой достигнет своей цели и, благополучно преодолев границу, вернётся домой.

Возникает уже совершенно другое ощущение. Уже нет страха перед миром «чужим», а скорее и в народных сказках, и в сказках Пушкина мы чувствуем необычную атмосферу древности. И нам очень хочется в неё окунуться.

Аромат этой древности, её атмосфера и вправду пленительны.

«Там лес и дол видений полны…»

Обратите внимание на слово дол. Это место не совсем обычное. Это не ровное, просторное поле, где всё видно, не гора, которая открыта всем, а нечто сырое и таинственное. И мы погружаемся в атмосферу тайны. Это самое подходящее место для встречи с необычным.

Рассмотрим некоторые, не совсем привычные, слова. Например:

«Там о заре прихлынут волны…»

Предлог о в данном случае является синонимом предлога на. Предлог о очень древний.

Часто в русских сказках он встречается нам в каком-то не совсем привычном значении. Например, «змей о трёх головах» означает «змей с тремя головами».

«И с ними дядька их морской…»

Слово дядька означает воевода, командующий.

«В темнице там царевна тужит…» (рис. 8)

Рис. 8. Царевна и бурый волк (Источник)

Тужит – однокоренное слово туга – грустит, печалится. Очень часто девушка в русской народной сказке оказывается беззащитной перед злом. Василиса Прекрасная, Алёнушка, Марья Царевна могут надеяться только на героя, который вернётся из «чужого мира», благополучно преодолеет испытания и спасёт её.

«Там царь Кощей над златом чахнет…»

Чахнет – слабеет от жадности, от напряжения, мучается от своего богатства (рис. 9).

Рис. 9. Кощей (Источник)

Сколько смысла, сколько красоты откроется перед вами, когда вы просто поработаете со значением непонятных слов.

Церковный славянизм

Церковнославянские слова (церковнославянизмы) очень похожи на слова русские. В корне церковнославянского слова вместо двух привычных гласных мы находим другой звук и другую букву.

Сравните слова:

Церковнославянизмы

Глава

Глас

Заклать

Младой

Хлад

Страна

Враг

Страж

Млечный

Русские слова

Голова

Голос

Заколоть

Молодой

Холод

Сторона

Ворог

Сторож

Молочный

Эти слова создают особое возвышенное, торжественное, древнее звучание. Обращайте на них внимание, когда читаете художественные тексты.

Попытайтесь всмотреться в сказочные образы, которые встречаются в стихах Пушкина.

Подумайте, о каких существах говорит автор, употребляя фразу «следы невиданных зверей». Это могут быть такие существа, как звери-оборотни, говорящие человеческим языком, – волк, медведь. Эти существа ведут себя двойственно: они угрожают герою, представляют для него опасность или, наоборот, помогают ему, порой даже спасают ему жизнь.

«Там лес и дол видений полны…»

Пушкин специально не говорит, что это за видения, чтобы пробудить читательскую фантазию. Видения – это что-то настолько необычайное, открывающееся нашему взору, что мы не верим своим глазам.

Это волшебные птицы, вещие птицы, которым открывается будущее, которые поют песни своими неземными, чарующими голосами.

Рис. 10. Сирин и Алконост (Источник)

Источник: https://interneturok.ru/lesson/literatura/5-klass/a-s-pushkin/poema-a-s-pushkina-ruslan-i-lyudmila-sobiratelnaya-kartina-syuzhetov-obrazov-i-sobytiy-narodnyh-skazok